вот видишь! – заключил Володька торжествующе. – Боюсь, ей круто за это отвечать придется. Комиссию теперь никакими доказательствами не убедишь, если она даже будет плакать и утверждать, что все сделала правильно.
Муж умолк, видно было, что он исключительно доволен собой, своей проницательностью и тонким знанием женской психологии. А я, задумчиво глядя в лицо моему супругу, все пыталась вспомнить, воскресить перед внутренним взором эти мгновения, последние секунды перед взрывом, сосредоточенное лицо аппаратчицы Наташи Шутовой… Вот ее руки тянутся к вентилю – синему, а вовсе не красному, который к тому же находится совсем в другой стороне от пульта, довольно далеко от синего…
– Вовик, а ты уверен, что этот реактор не мог взорваться сам по себе? – спросила я. – Из-за какой-нибудь внутренней неисправности, например. Не по вине аппаратчицы.
– Ну, чего захотела… – раздумчиво протянул мой супруг. – Химия – это тебе не математика, не точная наука, здесь на сто процентов ни в чем нельзя быть уверенным.
Я снова задумалась, внимательно глядя в лицо супругу.
– А ты не помнишь, – сказала я, – такие реакторы… по вакуумному гидроформингу нефти… Были прежде случаи, чтобы они взрывались?
Володька смотрел на меня озадаченно, потирая лоб, честно пытался припомнить.
– Знаешь, – сказал наконец он, – мне сейчас кажется, что бывали, что-то я такое слышал, очень даже любопытное. Но где, что… Самое главное, из-за чего происходил взрыв, сам механизм процесса – вот этого я сейчас ни за что не вспомню… Стой-ка! – вдруг вскочил он. – Знаешь, кто по вакуумному гидроформингу нефти диссертацию писал? Лешка Самосадный! Помнишь, был у нас такой, небольшого роста, сутулый?
Я кивнула. Конечно, я помнила Самосадного уже из-за одной его необычной фамилии. Пару раз он приходил к нам в гости потрепаться на химические темы. Самосадный был из тех чудаков, которые, кроме своей отрасли знаний, ничего более не знают и ни о чем другом говорить не умеют. Зато в химии, которой он, похоже, жил, его эрудиция была бесспорна, он запросто мог рассуждать практически обо всем, что касается этой науки, – во всяком случае, так утверждал мой муж.
– Сейчас мы ему позвоним, он должен знать, – сказал Володька, направляясь к телефону. – Кстати, – он вдруг остановился на полпути, – ты что, есть сегодня вообще не собираешься? Или тебя на крекинг-заводе покормили?
Володька вспомнил о еде, как всегда, вовремя: из-за всех этих печальных происшествий я совсем забыла о ней. И теперь голод проснулся во мне с дикой силой. Оставив Володьку разговаривать с Самосадным по телефону, я направилась на кухню, где, к радости своей, обнаружила даже кое-что съедобное. Со стороны Володьки было очень любезно съесть не все от приготовленного мною сегодня утром обеда.
Впрочем, долго жевать мне на этот раз не пришлось. На пороге кухни возник сияющий супруг и радостно объявил:
– Послушай, Ирин, Самосадный приглашает нас к себе домой на ужин!
Я
