не упускала, посылала им посылки и деньги на жизнь и одежду.
В мирное время Ксения любила ездить в санаторий, расположенный на берегу моря, вероятно потому, что в войну она была комиссаром на флоте. Представьте на корабле комиссар – женщина. Ксения была ростом 165, с хорошей партийной подготовкой, что касается личных связей с моряками, они были исключены. Стрелять Ксения умела из пистолета, который был всегда при ней.
В городе – острове моряков она жила и работала за два года до войны. Ей приходилось присутствовать при первом погружении подводной лодки. Конструктор подводной лодки, Николай Павлович, часто просил ее помочь достать что-нибудь необходимое для подводной лодки. Капитаном подлодки был назначен капитан с ее крейсера, где она была комиссаром, – это незримо связывало их всех троих. Женщину на подводную лодку комиссаром не брали. Капитан был тайной любовью комиссара Ксении.
Ксении было немного за тридцать лет. Женщина с партийным стажем и карьерой, с неудачной семейной жизнью, ценила хорошее отношение капитана к ней. Конструктор Николай Павлович ей просто нравился, и она ему помогала, как партийный работник. Подводная лодка встретила войну в плаванье, ей надо было вернуться в порт города-острова, и она вернулась. Команде корабля пришлось участвовать в наземных военных действиях, пока лодку ремонтировали после плавания. Ксения с капитаном встретилась раз, но в качестве медсестры. Ей пришлось стать медсестрой и пройти военные курсы подготовки.
Комиссаром Ксения была на линии фронта, на любовь время не оставалось, время было на военные действия корабля, и военные действия моряков в прибрежных районах. В результате сильных боев моряков с противником, Ксения была тяжело ранена, и ее отправили в блокадный Ленинград. Позже Ксению переправили по дороге жизни на Урал. Ее отправили лечиться в тыл.
Елена ходила по комнате и не знала, что здесь вообще можно делать. Все казалось чужим, особенно доставали запахи залежалых лекарств. Да еще ее бабушку Ксению похоронили как-то странно: поставили гроб рядом с глыбами глины, а в могилу не опустили.
Несколько старушек и пару стариков плакали и сморкались в платочки. Из молодого поколения на похоронах была только она. Старушки поминки организовали где-то у себя и в комнату бабки Ксении даже не зашли. Елена к ним не пошла, потому что брезгливо относилась к их бедности и затхлости.
У девушки была еще двоюродная бабка по линии матери, но у нее она не могла даже есть, горло сжималось от спазм брезгливости, скверное на первый взгляд чувство спасало ее неизвестно от чего. Она вообще была странно устроена: не любила рестораны и не любила столовые. В ресторанах слишком много вычурности и посуды, а в столовых ложки и вилки излишне примитивные. Елена любила белый фарфор и нержавеющие вилки.
Итак, Елена находилась в комнате умершей бабки Ксении, которая не брезговала собирать в парке бутылки. Елена жила далеко от бабушки и богатой не считалась. У бабки Ксении была более близкая внучатая
