помимо совершенно иного самочувствия, вдобавок дарила ему и разнообразие в распорядке дня. В первый же день ее, во вторник, он проснулся свежим и бодрым, и эта бодрость даже навела его на мысль о прогулке. После символического завтрака (на этот раз он все же допил стакан апельсинового сока до конца и даже как-то победно крякнул, проглотив последнюю каплю) они вышли на улицу, жужжавшую и трещавшую как обычно. Одевание и спуск по лестнице сильно его утомили, но он не признавался себе в этом.
Пока они проходили по улице, он совсем не смотрел на дома и сновавших вокруг людей с бесконечными полиэтиленовыми пакетищами в руках, через прозрачные стенки которых были видны неподвижно-сплющенные и обвисающие на изможденных деревянных плечиках платья и костюмы. Он смотрел вверх и громко вдыхал воздух. Он смотрел на птиц и облака, и чувствовал себя таким же легким, как они. Единственным, что отяжеляло его, была усталость, но он не замечал ее со всем свойственным ему когда-то замаскированным упорством. Его «парение в облаках» было прервано вопросом Марты о том, куда же именно они отправятся, и они быстро договорились, что пойдут по Пуасонньер.
– Где-то в этом районе угасал двадцатипятилетний Лотреамон, – сообщил он Марте мимоходом.
Реакция нулевая.
Они миновали здание Биржи и пошли по искривляющейся улочке, заглянули в хозяйственную лавочку, где долго рассматривали какие-то волшебные щетки и натирки, а заодно и умопомрачительного действия стиральные порошки. Марта о чем-то недолго поболтала со скучающим стариком, владельцем лавки, который, когда они уходили, не приминул пожелать им удачного дня. Потом они разглядывали витрину то ли китайской, то ли японской забегаловки, где красовались пластмассовые яичницы, сэндвичи из папье-маше и еще некоторые неведомые ему яства восточного происхождения, основным компонентом которых, по его скромным понятиям, являлись то ли крупные креветки, то ли мелкие лангусты. После они застряли у какой-то распродажи непонятно чего, и Марта, не удержавшись, все же купила за бесценок дюжину ножей с пластмассовыми ручками, приговаривая, видимо, свою коронную фразу: «Этого за такие деньги им оставлять нельзя». Ему было как-то забавно глядеть на все это, было бесконечно приятно наблюдать эту восхитительную бессмысленность, абсурдность и в то же время легкость и радостность ежедневной мельтешни, ощущать сладость не рассуждающего о себе бытия.
Наконец они добрались до углового кафе. Ему все же пришлось признаться, что устал и что нужно передохнуть перед тем, как проделать обратный путь. Они зашли и сели в самом углу застекленной террасы, откуда была видна вся залитая солнцем улица: степенно прохаживающиеся деловые люди в дорогой одежде и с безукоризненными прическами, припанкованные курящие девахи в кожаных куртецах, мальцы в наколенниках, катающиеся на скейтбортах. С противоположной стороны улицы на них пялились прозрачные безволосые пластмассовые манекены, обвешанные разного рода модными штуковинами – в магазине шла «никогда ранее невиданная
