дверь распахнулась, и мистер Фолкс приказал нам идти в спортзал. Я подумала, что это просто гениальное решение. Собрать всю школу в одном месте, чтобы пришельцы не тратили зря боеприпасы.
Итак, мы все передислоцировались в спортзал и расселись там, почти в полной темноте, на трибунах. Директор ходил туда-сюда с мегафоном в руке, то и дело останавливался и громко призывал подопечных вести себя тихо и ждать, когда нас заберут родители.
А как же старшеклассники, чьи машины припаркованы возле школы? Им можно уйти?
– Ваши машины не заведутся.
Что за черт? Как это понимать – наши машины не заведутся?
Прошел час, второй. Я сидела рядом с Лизбет. Мы почти не разговаривали, а если и говорили, то шепотом. Мы не боялись мегафона, мы прислушивались. Не могу сказать, что именно ожидали услышать. Это было похоже на тишину, которая наступает перед тем, как тучи разойдутся и грянет гром.
– Похоже, дождались, – шепотом сказала Лизбет.
Она нервно терла нос, запускала пальцы с ярким маникюром в крашеные светлые волосы и притоптывала ногой. – Еще Лизбет закрывала глаза и трогала веки – не успела привыкнуть к контактным линзам.
– Что-то случилось, точно, – шепотом согласилась я.
– Не что-то, а самые настоящие кранты.
Лизбет снова и снова вынимала батарейку из своего телефона и вставляла обратно. Думаю, ей надо было чем-то себя занять.
Потом она заплакала. Я отобрала телефон и взяла ее за руку. Огляделась. Плакала не только Лизбет. Некоторые дети молились. Кто-то молился и плакал одновременно. Учителя сгруппировались возле дверей, образовав живой щит на случай, если инопланетяне решат атаковать спортзал.
– Я так много хотела сделать, – лепетала Лизбет. – Я даже никогда… – Тут она снова разревелась. – Ну, ты понимаешь, о чем я.
– У меня такое чувство, что прямо сейчас происходит «ты понимаешь, о чем я», причем массово, – сказала я. – Возможно, даже под этой трибуной.
– Думаешь? – Лизбет вытерла ладонью щеки. – А ты?
– Ты про «ты понимаешь, о чем я»?
Я без проблем говорила о сексе. Проблемы возникали, когда разговор заходил о сексе в моей жизни.
– О, я же знаю, что у тебя не было «ты понимаешь». Господи! Я говорила не об этом.
– А я думала об этом.
– Я говорила о нашей жизни, Кэсси! Приходит конец долбаному миру, и все, о чем ты хочешь говорить, – это секс!
Лизбет вырвала у меня свой телефон и стала открывать и закрывать крышку.
– Поэтому ты должна пойти и во всем ему признаться, – заявила Лизбет и принялась теребить шнурки от капюшона толстовки.
– Кому и в чем признаться?
Я понимала, к чему она клонит; я просто тянула время.
– Бену! Ты должна поговорить с ним напрямик. Расскажи, что ты чувствуешь к нему еще
