значит нарушать технику безопасности!»
Полемизирую в Вестминстерском дворце
Во время холодной войны большинство наших журналистов, а тем более дипломатов всячески уклонялись от публичных выступлений. Но кураж побуждал меня идти на риск и принимать вызов. После нескольких удачных выступлений в Англии меня стали часто приглашать в колледжи Оксфорда и Кембриджа.
Секретарь парткома посольства рапортовал в Москву об успехах нашей внешнеполитической пропаганды. В действительности же я был нужен «фабрикам джентльменов» как боксерская груша – как живой большевик, в полемике с которым будущие консерваторы могли бы поточить свои молодые зубы.
Однажды меня даже пригласили выступить в палате общин перед членами комитета по международным делам. Когда я увидел под сводами Вестминстерского дворца три дюжины депутатов, признаюсь, что душа у меня ушла в пятки.
Попросил разрешения начать с китайской притчи. Однажды единственная женщина, оказавшаяся среди собеседников Конфуция, спросила его: «Почему мир так несправедлив? Когда мужчина совершает супружескую неверность, его престиж в обществе растет. А если это же сделает женщина – все ее порицают».
Конфуций взял чайник и стал молча разливать чай. «Почему ты молчишь, учитель?» – «А я уже дал тебе ответ, причем наглядный. Из носика чайника я наполнил шесть чашек. Это нормально. Но можно ли из шести чайников лить чай в одну чашку? Это было бы противоестественно».
Депутаты засмеялись. А я продолжал аналогию. «Когда одного парламентария терзают вопросами три дюжины журналистов – это обычное дело. Но если три дюжины таких профессиональных полемистов, как вы, возьмут под перекрестный огонь одного-единственного газетчика, получится негуманно».
Атмосфера разрядилась, и я начал отвечать на вопросы. Потом сказал: «Наш поединок проходит в неравных условиях. Вы говорите на родном языке, а я скован своими лингвистическими возможностями, вынужден рассуждать примитивнее, чем мог бы. Справедливее будет полемизировать на китайском или хотя бы на немецком».
Я, конечно, блефовал. Но правильно сделал ставку на стойкое неприятие англичанами каких-либо языков, кроме своего.
Пьер Карден в сельском сарае
Повторю: мне посчастливилось начать свою журналистскую карьеру в Пекине 50-х годов. Довелось быть очевидцем событий, перессоривших Хрущева и Мао Цзэдуна. А после смерти «великого кормчего» стать свидетелем и участником осторожных шагов, которые Москва и Пекин стали делать навстречу друг другу после четверти века трагической размолвки.
В 1984 году я вновь попал в Китай после 25-летнего отсутствия. Первым реальным примером провозглашенной Дэн Сяопином свободы предпринимательства для меня стали платные велосипедные стоянки возле пекинских вокзалов, автостанций, универмагов и кинотеатров. Их владельцами и управляющими стали пожилые домохозяйки. Ведь создать
