язык. Каков язык – таков и порядок. Кто впервые поднял вопрос сей? Мы, рязанцы. Кто первым провел реформу языка? Кто запретил суржик? Дурацкие иностранные слова? Все эти ребрендинги, холдинги, маркетинги? Кто подал пример всем? И вашей Московии в том числе? Мы!
– Папаша покойный рассказывал, как у них в школе ставили на горох за слово “интернет”.
– Да, ставили на горох, пороли! Зато нынче – каков результат? Живая, правильная русская речь, заслушаешься! Государственный порядок! У нас, во всяком случае… Не согласны?
– Насчет порядка… не знаю. Речь правильная, кто спорит. Вот носители ее…
– Вызывают у вас вопросы?
– Собственно, даже не сами они, а образ их. Слишком много морд.
– А это, граф, батенька вы мой, еще советское наследие.
– Да сколько уж можно на совок валить…
– Тотальный геноцид народа русского за шестьдесят лет не восполнишь. Большевики истребляли цвет нации, расчищая поле для жидовских репьев да быдляцкой лебеды. Вот она и дала потомство, лебеда-матушка! Ее с корнем трудненько выдернуть!
– М-да… мурло, мурло по всей земле, во все пределы…
– Что?
– Так, вспомнилось…
– А архитектура? А внимание к жилищу своему? Когда, в какие времена оно было у русского народа?
– Никогда. Народ жил в хлеву, а элита строила себе черт знает что.
– Не имея при этом понятия о том, что она, собственно, хочет – Версаль, Дворец Советов или…
– Эмпайр-стейт-билдинг.
– Спрашиваю вас, граф: а когда же это понятие впервые у нас возникло?
– Когда распались.
– Да-с, батенька! Когда распались! Вот тогда и обратили внимание на собственные жилища! На города! В моем городе нынче – ни одного случайного дома! Городской архитектор – бог! Ему у нас все кланяются! Особые полномочия-с! Лицо города! Мо-е-го го-рода! Я в нем живу, я за него и отвечаю перед историей, перед мировой культурой, простите за пафос!
– Не прощу… – усмехнулся граф, отпивая из фляжки.
– Как у нас теперь строят? Вни-ма-тельно! Ответственно! Вкус! Наследие! Осторожность! Осмотрительность!
– Осмотрительность… – повторил граф, глянув в сторону темнеющего леса. – Теперь она – вечный спутник русского человека.
– Русью, батенька, на Среднерусской возвышенности запахло токмо после распада.
– Согласен. До этого были другие запахи…
– Святая правда! Располагайтесь, выпьем, а я вам случай один расскажу.
Они уселись на ковер, расстеленный под старым, уже потерявшим свою листву дубом. На ковре стоял походный столик князя с традиционной бивуачной закуской и перцовкой в круглой зеленой бутылке, оплетенной медной проволокой. Слугам на охоте быть не полагалось, князь сам наполнил серебряные стопки.
– С полем, граф! – поднял стопку князь своей чуть дрожащей тонкопалой рукой.
– С полем, князь. – Стопка исчезла в широкой
