се… Поневоле запомнишь.
Что-то тут было не так. Зачем-то поезд с рельсов спустили, уж не для того ли, чтобы перегрузить золото на подводы? Украсть, что ли, это золото Вельмар хотел с Каблуковым? Но тогда зачем поручика расстреляли? Или он не захотел в слам с этими двумя вступать, честным оказался?.. Да, за это Каблуков, который уже видел себя богатеем, мог и поручика порешить. И солдаты его могли поддержать, если бы есаул с ними правильно поговорил.
– Так, а что тебе, или не тебе, а путейцам вашим странным показалось в этой аварии? Может, знаешь, кто ее устроил, может, кто из комитета большевиков до этого заранее с рабочими разговаривал?
– Нет, большевиков тут бы давно узнали и кончили. Нет, большевиков не было. А вот Каблуков на самом деле телеги для обоза стал дня за три заранее собирать. Мы даже и не поняли сначала, зачем ему? Он же тут много народу турнул, когда обоз свой собирал.
– И казахи, говоришь, ушли заранее? – задумчиво переспросил Рыжов. – Ладно, ты вот что скажи, как нам Вельмара узнать, если мы его встретим невзначай?
– Ну, про воротник и шапку его я сказал. А еще, когда он чай пил и шапку снимал, волосы у него белые оказались. Не седые, нет, и не редкие, а белые.
– Чудной он какой-то, – вдруг вступил и Табунов, – этот Вельмар. И солдаты его боялись… Чем же он для них страшным казался?
– Вежливый очень, – вздохнул телеграфист, видимо, уже сообразивший, что разговор подошел к концу, а стаканчик ему так и не предложили. – Таких вежливых лучше по широкой дуге объезжать, иначе… Нет, сам не бросится, а других напустит, и те уж пощады не дадут.
3.
Сотня шла легко, наверное, потому что солнышко вдруг пригрело. Такое тут бывало – холод собачий, и вдруг чуть ли не жарко делается. Рыжову показалось, что он в своей шинели хорошо согрелся. Хотя расстегиваться поостерегся, на ветру могло и прохватить. Сколько у него так-то вот бойцов из строя вышло, рассупонятся на марше, а вечером уже миску с кашей не держать, жаром горят и перхают на каждом слове.
Табунов по-прежнему ехал в тачанке. Но выглядел уже не таким размазней, как вначале. И все-то его интересовало, или недоверчивым он был от природы?
Вот и сейчас привстал, начал махать руками, Рыжов понял, подождал, пока тачанка, которая шла перед обозом, его догонит. Тогда комиссар и напустился, не стесняясь бойцов, которые этот разговор слышали:
– Рыжов, ты что же так смело идешь? Ты же не знаешь, куда тот обоз направился? А телеграфист сказал, они вдоль полотна пошли…
– К следующему поезду, который их ждал, прибыли ящики с железным ломом, так? – Рыжову не нравилось, что разговаривали они о такой очевидности, но приходилось. – Значит, они куда-то тут свернули, причем, недалеко, иначе бы до поезда добрались с большим опозданием, чем за десять дней, как сказал нам телеграфист.
– А почему ты решил, что они сюда направились? – и Табунов обвел рукой все лежащие перед ними холмы, реденькие пятна леса и огромное небо, хмурившееся вдали, на юге.
– В этой степи вода – первое дело. Сюда и казахи потому
