от этого болеть меньше не стали.
– Мам, эта куртка не подходит под мой новый имидж, – вышагивала я по квартире со своей любимой курточкой в обнимку. Она была такая удобная, такая славная, я так ее любила.
– Яся, чем я могу помочь? – вышла с кухни мама. – Я не могу покупать тебе каждую неделю новую куртку.
– Да, но я же не знала, что все так получится! – возразила я.
– Отлично! То есть если ты в следующий раз влюбишься в мотоциклиста, то мне тебе надо будет купить защиту и мотоцикл? – возмущенно потрясла мама половником.
– Ну, Женьке же обещали купить весной! – не сдавалась я. – А я хочу быть человеком! Меня ребята стесняются.
– Что-то я не заметила, чтобы тебя Ахмед стеснялся. И вообще у них так не принято ходить.
– Это все у тебя, мамочка, стереотипы. И с чего ты решила, что я пойду на свидание с Ахмедом?
Мама смешно округлила глаза.
– А с кем и куда ты идешь? – осторожно спросила она.
– На хоккей, – ничуть не соврала я.
– С кем?
– С Лапой и Оливкой.
Надо же, как мне пригодились новые подруги!
Мама только вздохнула. И ушла обратно варить суп.
Я вернулась к шкафу. Вещей так много, что непонятно, как они вообще сюда все влезли. Н-да, моя любимая куртка больше не подходит под мой новый образ, а другой у меня нет. Самый страшный зверь «нечего надеть», живущий у Насти, видимо, переехал жить ко мне. Как же выкрутиться?
– Яся, – крикнула из кухни мама, – можешь взять мое пальто.
Ура! То, что доктор прописал. И я унеслась в родительскую спальню.
Сегодняшний поход на каблуках мало отличался от вчерашнего, кроме того что рядом не было надежного локтя Вари. Я сильно волновалась, потому что настолько красивой Матвей меня еще не видел. Как он отреагирует? Что скажет? Надо ему понравиться. Я аккуратно ступала по обледенелому асфальту, мысленно молясь, чтобы не рухнуть в лужу. Ноги скользили. Если я и дальше буду идти с такой скоростью, то никогда в жизни не попаду на хоккей. Как же удобно в кроссовках! Бежишь, ни о чем не думаешь.
В метро каблук провалился в решетку, и я чуть не осталась без ноги – мне показалось, будто ступню оторвало. Я не могла думать ни о чем другом – только о собственной походке и внешнем виде, который доставлял мне великий дискомфорт. Хотелось плакать. Хотелось вернуться домой и переобуться. Мои любимые багги сиротливо лежали в кресле. Моя теплая толстовочка валялась там же. Мои кроссовочки стояли на батарее, а я, как раненый красноармеец, как убитый самурай, как истерзанный бледнолицыми индеец, как несчастный беглый раб, куда-то крадусь в этих орудиях пыток. Но я смогу, я сильная. Настя же как-то ходит на каблуках. Впрочем, по-моему, Козарева родилась на шпильках.
К «Луже» стекался народ. Преимущественно мужчины. В редких случаях девушки. Я чувствовала себя отвратительно. Здесь не было моих парней, с которыми мы бегали на матчи, не с кем было обсудить ход
