с таким настроением, которые не подразумевают отказа. А если кто не хочет слушаться – ну что же, он даже не станет выталкивать такого человека из своего круга, он просто не снизойдет до его неправильностей, а продолжит гнуть свое. Не хочет, бедненький, поклончики, гордынька его задела, я о нем помолюсь… А когда он уйдет, останется только вздохнуть о пропащей душе: мол, изначала не от нас был, вот и ушел, и вся недолга.
Вокруг него собирается круг молодых людей и в особенности девушек, для которых «наш батюшка» медленно, но верно заслоняет собой Врага. Не так важно, кто там что наговорил две тысячи лет назад, как важно уловить тончайшую перемену в настроении своего пастыря, угадать, вовремя посокрушаться вместе с ним об страстной эмоциональности западных святых или повздыхать о том сладком будущем, когда вновь спустится с небес на землю самодержавная монархия… Прочь, прочь от этого неуютного мира в сладкие грезы, тонкие переживания, примитивную вкусовщину, которую мы и назовем духовностью!
– Отлично, – я не мог не признать определенных успехов за этим бесом, – Я справлюсь насчет энергетической подпитки в органах распределения. Но помни: ставки высоки! Тут тебе не пьянство или блуд, тут тонкая работа.
– Рад стараться, ваше непотребство! – обрадовался бес.
– Ну, а что же наша подопечная? – обратился я к чертовке, – млеет от него?
– Млеет, еще как млеет, – захихикала та, – особенно на фоне мужа-то! И чувство какое глубоко духовное, не то, что у некоторых! Какой он образованный, да тонкий, да понимающий, но в то же время ранимый! Вот если бы встать с ним рядом, пройти по жизни, ведь матушка его, она его все же не понимает, слишком груба, приземленна для нашего батюшки. И вокруг все какие-то кликуши да лицемерки, то ли дело я со своей духовностью, – затараторила чертовка.
– Не торопись, девочка, радоваться, – прервал я ее, – неужели она не заметит, насколько примитивны твои рассуждения?
– Ну, тогда подкинем что-нибудь поизящнее и поскромнее, – с готовностью согласилась она, – например, отправим их в паломничество по святым местам. Как думаешь, приятель? – она подмигнула бесу, – а вместо святых мест пусть они у нас поборются за места в автобусе поближе к любимому батюшке-то, да пусть переругаются как следует, да еще и с монастырскими надо будет договориться, чтобы их там веничком-то огладили пару раз, для смирения, ну и всякое такое…
– Выдумщица ты у нас, – почти ласково сказал я. Ах, какие ножки! Какие изящные копытца! Ну прямо просятся в холодец, – главное, ты внушай ей, что теперь ее чувства сугубо духовны. Мол, раз она христианка, то ничего такого просто человеческого, я бы даже сказал бабского, в ней не осталось, одно только ангельское – ну, или наше. Грешки, желательно мелкие, пусть будут наши, ладно, а вот все ее чуйствования и фантазии – не иначе как ангельские.
– Так что работайте, товарищи, – напутствовал я их в заключение, – а я как-нибудь на днях зайду,
