И вспыхивает на нем, на одно мгновение, слабый свет – и обегает рисунок: скорпия, изготовившаяся к удару.
И в этот миг умирает в небесах метеор, прошив бархат бездны.
Базальтовые стены колодца уходят вверх. Влажные, они блестят в тусклом свете. Где-то высоко есть отверстие, но его нельзя видеть – все скрыл текучий, плавающий туман.
Пол камеры бугрист, узок. И брошено на нем тело – мальчик, схваченный этой ночью. Он распростерт на спине, недвижен. Его голова безжизненно запрокинута, веки сомкнуты.
Но движутся под ними глаза.
И губы, время от времени, начинают шептать бессвязное. И вздрагивает на груди полудиск, и бряцает иногда слабо о гранитный пол цепь. Все тело мальчика покрывает пот, несмотря на холод.
Он предан одиночному заключению в бесконечно высокой камере. Но в действенность одиночества не легко поверить. Огромная и белая голова склонена над мальчиком – тяжелая, неподвижная.
То каменное изваянье быка: его свирепой склоненной морды и мощной шеи. И это – изображенье бога, не только зверя. И будто бы работа груба, но на самом деле сие лишь лаконичность резца, желающего не славы, а передать постигнутое.
Контур массивного загривка так совершенно вписан в случайный излом стены, что создается цепенящее впечатление: широколобый зверь замер, наклонив рогатую голову… вот в это самое мгновение выступив из этой скалы. Как будто он пронизал ее насквозь. Ведь камера не имеет входа.
На выпуклом пространстве между рогами – знаки, которых шесть. И складываются они во фразу: УТРОМ ЭТОГО ДНЯ ДАРУЮ ТЕБЕ СТРАНСТВИЕ.
Свечение, проницающее туман, становится, постепенно, ярче. Где-то далеко, где-то вне этой невообразимой толщи – восходит солнце.
Приходит из недр удар.
Неслышимый, и однако настолько сильный, что вздрагивает бугристый пол. И мальчик открывает глаза.
И взгляд, родившийся чуть, оказывается немедленно поглощен каменным, неотступным взглядом. Захвачен прицелом глаз – пустых, но как будто выталкиваемых яростью из орбит.
Из одного кошмара пробудиться во следующий!
А с глыбою, которой придана форма главы быка, начинает происходить странное. Она как будто бы нагибается, клонится… А ведь на самом деле это она опрокидывается, неудержимо падает!
И лишь в последнюю секунду лежащий успевает скинуть оцепененье и откатиться в сторону.
Рога ударяют в место, где за мгновение до этого были грудь и предплечье мальчика. Выщербленный пол вздрагивает. Огромная голова лежит, и выглядит она теперь отсеченной.
Над ней зияет отверстие.
Его закрывала собою глыба, пока не пала.
И это отверстие представляет собою правильной формы арку – вход в камеру. За ним неплотная тьма, и в ней угадывается уходящий вдаль прямой коридор; его неровные своды выхватывает, похоже, вздрагивающее вдали пламя.
Алые беспокойные блики все ярче на завитках каменного загривка…
Она
