либо глуп.
Другой канал был так же скучен, как предыдущий.
Мама задумалась на секунду.
– Ты думаешь о нем плохо?
– Ой, мама, брось.
– Это важно.
– Я сам справлюсь, ма, – сказал я, кладя пульт. – Я научился справляться с этим много лет назад. Не надо каждую минуту напоминать мне о всякой ерунде.
– Ты сейчас думаешь плохо обо мне?
– Да, начинаю.
– И?
Я закатил глаза:
– Ты сегодня прекрасно выглядишь.
– Ты даже не посмотрел на меня с того момента, как включил телевизор.
– Я и не обязан говорить искренние слова, главное – приятные.
– Искренность не помешает…
– Знаешь, что не помешает? – спросил я, относя пустую тарелку на кухню. – Не помешает, если ты перестанешь каждую минуту ко мне приставать. Половина плохих мыслей приходит мне в голову оттого, что ты бесконечно зудишь над ухом.
– Лучше это буду делать я, чем кто-то другой, – невозмутимо парировала она из коридора. – Я знаю, ты слишком любишь меня и не сделаешь ничего дурного.
– Ма, я социопат, я никого не люблю. По определению.
– Это что, скрытая угроза?
– Ма, бога ради… нет, это не угроза. Я ухожу.
– И?
Я вышел в коридор, раздраженно посмотрев на нее:
– Сегодня я буду думать обо всех хорошо и улыбаться.
Я схватил рюкзак, открыл дверь, повернулся и в последний раз взглянул на маму.
– Ты и вправду отлично выглядишь, – сказал я.
– Это с какой стати?
– Ты не хочешь знать.
Глава 2
Я оставил маму и спустился к черному ходу, где наша квартира на втором этаже соединяется с моргом на первом. Там на небольшой площадке между дверями и лестницей я ненадолго задержался, чтобы глубоко вдохнуть. Каждое утро я говорил себе, что мама старается сделать как лучше, что она понимает мои проблемы и единственным известным ей способом хочет помочь мне справиться с ними.
Прежде я думал, что, поделившись с ней правилами, помогу себе соблюдать их (буду выполнять более скрупулезно), но она стала контролировать каждый мой шаг, и я не видел выхода из этой ситуации. От такой заботы я с ума сходил.
В буквальном смысле.
Правила, которым я следовал, призваны были защищать людей – не позволять мне поступать плохо и попадать в ситуации, когда от меня могут пострадать люди. А пострадать они вполне могли.
В семь лет я открыл самую большую страсть моей жизни – серийные убийцы. Мне, конечно, не нравилось то, что они делали, – я понимал, что так нельзя, но меня очаровывали их поступки, очаровывало, как и почему они решались на это. Больше всего меня интересовали не различия между ними, а сходство – друг с другом и со мной. Читая и узнавая все больше и больше, я начал отмечать про себя тревожные симптомы:
