дурак, не нашедший себе лучшей участи, кроме как подрядиться смотрителем в нечистую палатку из ржавого железа.
Я счел нужным изобразить суровую мину и глухо прохрипеть сквозь решетку:
– Слышь, ты не играй в слова, а сделай быстро, чего тебя люди просят.
Юра еле заметно ухмыльнулся. Он, видимо, ждал от меня примерно такого поведения. Забеспокоившийся продавец (не дай Бог, еще по ушам навешают!) залязгал сложными замками, приотворил с опаской боковой люк своего блиндированного павильона и протянул картонную емкость с шоколадками; Юра сунул деньги, схватил, убежал. Эх ты, отпрыск университетской преподавательницы! – грустно посетовал я. – До сих пор обращаешься к продавцам из ларьков на «вы»…
– Сдачу давай, – велел я. – И скидку. За опт.
Продавец, поспешно оттягивающий на себя дверь, густо покраснел.
– Это не опт, – упрямо возразил он через все сужающуюся щель, но я применил старый как мир хулиганский прием: вставил каблук.
– За опт положена скидка.
– Полкоробки – это не опт.
– А что тогда?
– Мелкий опт! За мелкий опт – скидки нет.
Я отступил, чувствуя, что проиграл в знании как современных терминов коммерции, так и современных способов ее ведения. Тем временем Юра уже стоял с несколько вымученной улыбкой в центре толпишки из детей, норовя сунуть бумажный параллелепипед с лакомством в руки предводительницы группы, пожилой сутулой женщины с дряблыми щеками и чрезмерно ярко накрашенными губами сублимантки, – та, однако, руки подставлять не спешила.
Засовывая в карман рубахи полученную от дерзкого вьюноши сдачу, я поспешил на помощь. Но ничем не помог. Юра к моменту моего появления уже растерянно глядел себе под ноги, а картонный бокс с шоколадом держал, как держат святые дары: на полностью вытянутых руках, но без всякой надежды на то, что возьмут.
Воспитательница сухо улыбалась.
– Нет, нам не требуется, – произносила она вежливо и энергично мотала головой, отворачивая от нас лицо, как от прокаженных. Ее округлые серые уши отягощались мощнейшими клипсами из первосортной пластмассы. Четвертая пуговица на блузке отсутствовала. Я увидел маленький фрагмент сморщенной, рыхлой кожи живота.
– Нам не требуется, – повторила она в пятый раз, строго сжала губы и окинула меня и Юру – побитые мрачные молодые морды – осторожным взглядом. – Дети сыты, одеты и обуты. Спасибо, молодые люди, но нам не требуется. Мы не нищие и не несчастные. Мы такие же, как и все…
Обступившие место событий дети молчали, все до единого. С серьезными лицами ждали, что произойдет дальше. Иные пары глаз показались мне абсолютно равнодушными.
Юра, явно через силу, продолжал улыбаться.
– От чистого сердца.
– Спасибо, нет. Заберите. Заберите свои подарки. Нам не требуется.
На лице друга я обнаружил гнев, злобу и растерянность; он сунул коробку мне, еще раз криво состроил неловкую улыбку и выдавил:
– Дело ваше.
Словно
