Оттого и плакала она у столпа и молилась ему горячо, чтобы защитил и ее и всех родных от всякого зла.
– Она до сих пор про это без слез не может вспоминать и попросила тебе рассказать, чтобы ты в книжке-то своей про это написала, – подытожила Валя.
– Когда-нибудь напишу… сейчас места не хватит. Надо ведь подробненько нашу историю описать, чтобы люди поняли, ради чего Томе являлся преподобный. А так – мало ли кому он являлся. Ты-то вот как думаешь?
– Думала над этим… – с готовностью отозвалась Валя. – Не могу понять, почему ей-то чудо? Даже завидно стало. Ни тебе, ни мне… Ты вот в книге про нее напишешь, еще прославится на ровном месте…
– Эх, Валюшка… Совсем холодно. Самое главное чудо, когда душа человека преображается: был закоренелый грешник, а вдруг прозрел, отстал от грехов своих. Поняла?
– Ни от каких грехов она не отстала. Только ревет вторую неделю. Может, ее психиатру показать? Нет, правда…
– Ей бы на исповедь сходить.
– Сходила. Я прям даже удивилась.
– Слава Богу! Здорово! – обрадовалась я. – Не надо к психиатру. Успокоится. Поехала-то она к «покровителю торговцев», а он, верно, указал, что жизнь ее круто поменяется. Вот она и плачет.
– Ой, ну ладно… Сложно все это как-то. Ты как книгу издашь, позвони мне. Я сразу сто штук куплю. Подпишешь, буду всем дарить…
Очень, конечно, умилилась я Томиной истории и именно тогда впервые ясно удостоверилась, как близки к нам святые, которым мы молимся.
Я старалась писать о преподобном Серафиме так, чтобы читатели поняли, что не сразу он сделался иконой. Много раз ему, как и любому человеку, приходилось преодолевать себя – в маловерии, сомнениях, болезнях, душевных страданиях, в бесовских нападениях и даже гонениях, но в отличие от подавляющего большинства христиан отец Серафим всегда, в самых наималейших мыслях и делах бескомпромиссно выбирал жизнь по воле Божией, уподобляясь Христу. За 55 лет подвижничества, житие Саровского чудотворца вобрало в себя все возможные подвиги, которыми когда-либо прославилась славная череда русских и не только русских подвижников. Тридцать лет отшельничества. Три года столпничества, когда тысячу дней и тысячу ночей стоял «пламенный» Серафим на камне, взывая к Богу: «Господи, милостив буди мне, грешному». Подвиг безмолвия. Затворничество. Старчество. Серафим Саровский поистине соделался преподобным – своей кротостью, смирением, послушанием, совершенным незлобием уподобился Господу Иисусу Христу. И такой-то святой душе Господь вручил дары прозорливости и чудотворения.
Стоило ли «стебаться», как выразился МихАбр, над экстрасенсами? Жалкие они, горделиво приписывающие себе то, что совершается лишь силой Божией. Грош цена их «исцелениям»…
Книга была закончена в срок, чему я радовалась как новому чуду святого старца. Придя в издательство, гордо кинула рукопись на стол необычно в тот день приветливому МихАбру, мол, на тебе, кровопивец, и молча, но победно, удалилась.
