польские пушки привели? Теперь в теплых кельях монастырским медом брюхо наливают. Князь Курбский и вовсе при дворе польском новыми жалованными поместьями да золотом королевским хвастается. Чем у предателей не жизнь? А, государь? – Андрей сделал шаг вперед, почти в упор глядя в глаза царя. – Али не упреждал я тебя о предательстве князя Курбского? Али не говорил, что с поляками уродец этот сносится и на польское золото кутит? А ты его не тронул! Ну, и на ком теперь кровь?
Князь Сакульский отступил, небрежно отмахнулся:
– Теперь гневайся, государь. Что мне твой гнев? Коли служить тебе, так ведь ты под стрелы татарские, али ядра схизматиков погибать отправишь, да еще устами предателей упредишь, как убить меня проще получится. Опала же твоя суть покой и безопасность.
– Ты снова искушаешь меня на грех, порожденье дьявола, – зло прищурился Иоанн. – Вижу, умереть готов, лишь бы во грех смертоубийства меня ввести.
– Ты помазан на царствие, государь, уже семнадцать лет[5], – напомнил Зверев. – И за все семнадцать лет ты не казнил ни единого преступника, сколь ни страшны были его прегрешения. Так что и меня не тронешь. Не страшно.
– Ты отказываешься мне служить, бесовское порожденье?
– Я земле русской служу, а не тебе, – твердо отрезал Зверев. – Твои же приказы исполняю лишь оттого, что помазанник ты божий в моей отчизне. Иначе бы и близко не подошел. Тяжко, Иоанн, в сечу смертную идти, сомневаясь в том, кто тебя на окровавленные копья посылает. И точит, точит душу червь искушения, шепчет в ухо: предай, предай! Предай, и будешь в чести и уважении. Предай, и живым останешься. Предай, зачем зря умирать? Государь все едино из страданий твоих добра и чести для земли русской не сотворит.
– Вот как? – Иоанн неожиданно расслабился и даже не сел, а развалился в кресле. – А помнишь ли ты, княже, что за княжество я от боярской вольницы принял? Семнадцать лет тому татары под Тулой, Нижним Новгородом и Рязанью бесчинствовали. Семнадцать лет тому купцы за право в Персию али Царьград проплыть мыт и Казанским ханам, и Астраханским платили, невольники русские сотнями тысяч у басурман под ярмом томились. Ноне же пределы русские лишь море Персидское и горы Кавказские ограничивают, Сибирь на верность присягнула, ногайцы подати с исправностью платят и в русских ратях службу несут. Невольники свободу обрели, купцы русские открытый путь получили – что на юг, что на закат, что на север. Вот каковы мои семнадцать лет получились. Не кровью подданных отмечены, а радостью их, свободой и землями новыми. И ты сказываешь, от меня добра земле русской нет?
– Святую истину речешь, – признал Андрей. – За дела великие честь тебе, хвала и слава. Да только брюхо добра не помнит. Вчера досыта набил, ныне же опять жратву требует. Потому и спрос с тебя прежний, без скидок за достижения. Скажи мне, государь, ответь слуге не преданному, но честному. Скажи мне, повелитель: почему в царствии твоем люди честные, живот свой ради приказов
До венчания на царство в 1547 году Иоанн Грозный считался Великим Князем – с 1533 г.
