один – со всадником. Разглядеть его получше бабка не успела – успела только перекреститься. Слишком уж необыкновенным был этот сияющий всадник, страшно встретить такого в ночных горах, страшно видеть, как растворяется вдали его силуэт.
Она смотрела вслед всаднику, оторопев от… нет, не от страха даже, а от чувства, которого никогда в жизни не испытывала. Горы, звезды, тьма, свет – все это подступило к ней совсем близко, сделало ее своей частью. Да, она стала частью того, что по-прежнему оставалось для нее непонятным. Какой-то другой мир, неведомый, коснулся ее своим дыханием.
Бабка перекрестилась еще раз, для верности, зачем-то повторила:
– Вангелия, – и, потуже завязав платок, все ускоряя шаг, пошла обратно в село.
В самом начале улицы она все-таки не выдержала, оглянулась. Всадник скакал через снежное поле к горам. Он удалялся от нее, но силуэт его становился при этом крупнее, яснее, отчетливее. Бабка остолбенела и не пошла уже к селу, а побежала.
Дома все было по-прежнему. Лежала на топчане бледная как смерть роженица. Бабке вдруг показалось, что лицо невестки, сделавшееся после родов каким-то прозрачным, светится тем же светом, что и снег под летящим в горы всадником. Ей стало так страшно и так странно, что она перекрестилась снова.
– Нашли имя? – спросила невестка.
Голос ее был уже не просто тих – он напоминал шелест ветра в зимних ветках.
«Не жилица», – снова подумала бабка.
И ответила, кивнув:
– Нашла. Пусть будет Вангелия. Та, что несет благую весть, – зачем-то объяснила она.
Может, не надо было говорить такое умирающей. Но та как будто обрадовалась.
– Пусть будет счастливая… – еле заметно улыбнувшись, сказала Параскева.
И закрыв глаза, впала в забытье. Подошел Панде, встал рядом с бабкой.
– Не выживет твоя жена, – сказала та. – Как будешь дочку один растить? – И добавила: – Ну, может, и дочка тоже не выживет.
Панде смотрел хмуро. А чему радоваться? Хоть так, хоть этак – одно горе.
Бабка же тем временем не думала уже ни об умирающей невестке, ни о едва дышащей внучке. Она вспоминала всадника и спрашивала себя: был ли он? И себе же отвечала: да нет, померещилось – не могло его быть. Но мысли этой, наверняка правильной, она тем не менее не верила.
Ни до, ни после этой ночи не испытывала она такого странного, пугающего чувства – прикосновения к тайне, которая больше ее самой и больше мира, ее окружающего.
Глава 2
– Скучно, – сказала Зорица. – Во все уже поиграли.
Мирослав насупился. Он всегда спорил с сестрой, но на этот раз не стал, потому что ему тоже было скучно. С девчонками всегда так. Что они могут придумать интересного?
– А пускай Ванга что-нибудь найдет! – предложила Зорица.
Мирослав сразу оживился. Все-таки сестра иногда соображает!
– Ага, давай, – кивнул он, повернувшись к Вангелии,
