должны были прийти на смену «Перенесению тела…», «Войне» и «Дезертиру» – Ушакову хотелось как-то обжить свою неуютную эпоху. Но получалось плохо: простой счетовод уходил из дому, чтобы не вернуться – «и уже заходят управдомы сургучами комнату пятнать», цинковый гроб поэта грузили на поезд – «пылен и пуст товарный вагон», летний отпуск прерывало начало войны.
Другая тема Ушакова – «маленький» человек среди войн и революций. Беженец или солдат – по обе (чаще по ту) стороны фронта.
Все равно смерть оказалась самой массовой подробностью нового времени.
…Он дожил до поры, когда за хорошие стихи перестали убивать. Но сам уже не поверил в это…
ТРИ ЗИМЫ
1
Трубит пурга
в серебряный рожок,
как стрелочник на запасных путях.
И, холодом лазурным
обожжен,
в перекати-снегах
трещит будяк.
И, может быть,
в сухое серебро,
на самый край
чешуйчатой земли,
угрюмые налетчики Шкуро
хорунжего
на бурке
унесли.
И что им делать в воздухе таком:
ломать щиты в высоких штабелях,
на паровоз идти за кипятком
или плясать
с метелью «шамиля»?
Зевает лошадь,
вытянув губу,
дымит деревня,
к ночи заалев.
С свечой в руке
лежит джигит в гробу.
Хозяйка
вынимает
теплый хлеб.
1929
Дезертир
Познав дурных предчувствий мир,
в вокзальных комнатах угарных
транзитный трется дезертир
и ждет облавы и товарных.
И с сундучка глазком седым
на конных смотрит он матросов
и, вдруг устав,
сдается им
и глухо просит
папиросу.
И зазвенел за ним замок.
И с арестованными вместе
он хлещет синий кипяток
из чайников
тончайшей жести.
Пайковый хлеб
лежит в дыму,
свинцовые
пылают блюдца, —
он сыт,
и вот велят ему
фуфайку снять
и скинуть бутсы.
Свистят пустые поезда,
на полках —
тощая бригада.
Над мертвецом висит звезда,
и ничего звезде не надо.
1929
Беженцы
На пашне
и в кустах смородины,
уже предчувствуя неладное,
они сбирали
пепел родины
и на груди
хранили ладанки.
И, завтрак при лампадке комкая,
глазел прожектор неприятеля.
Они бледнели над котомками
и лошадей в оглобли пятили.
Теснились,
и неслись,
и падали.
И ночь текла,
как бы слепая,
над миром
фур,
канав
