кивнул:
– Конечно входи, Мона.
Медсестра открыла дверь, и Антон посмотрел ей вслед. В тускло освещенной палате ему были видны аппараты, окружающие койку, и пальцы ног, торчащие из-под одеяла. Пациент был так высок, что им пришлось искать для него особо длинную кровать. Дверь закрылась.
– Хорошо, – сказал Антон.
Он улыбнулся Силье и заметил, что ей случившееся не понравилось. Что она сочла его мужским шовинистом, только что поставившим оценку более молодой коллеге женского пола. Но она ведь студентка, черт возьми, и на практике должна набираться опыта у старших коллег. Он стоял, покачиваясь на каблуках, не зная, с какого конца начать. Девушка его опередила:
– Я уже говорила, что изучила инструкцию. А вас, наверное, дома ждут.
Он поднес пластиковый стаканчик к губам. Что она знает о его семейном положении? Не нафантазировала ли чего-нибудь насчет его и Моны? Например, что он пару раз подвез ее вечером домой и этим дело не кончилось?
– Наклейка с медвежонком на вашей сумке, – произнесла Силье, улыбаясь.
Антон сделал большой глоток. Кашлянул.
– У меня есть время. Поскольку это твое первое дежурство, ты можешь, пользуясь случаем, задать мне вопросы, если они у тебя есть. Не всегда все записано в инструкции, знаешь ли. – Он сменил тон, надеясь, что она услышит и поймет подтекст.
– Как хотите, – ответила Силье с той раздражающей самоуверенностью, какую могут позволить себе только люди моложе двадцати пяти. – Пациент в палате. Кто он?
– Этого я не знаю. Это тоже написано в инструкции. Он аноним и должен оставаться таковым.
– Но кое-что вы ведь знаете?
– Разве?
– Мона. Вы не станете называть человека по имени, если не общались с ним раньше. Что она рассказывает?
Антон Миттет посмотрел на нее. В общем-то, красивая, но нет в ней ни теплоты, ни шарма. Слишком худая на его вкус. С неприбранными волосами и приподнятой верхней губой, открывающей неровные передние зубы. Но она была молода. Тело ее под формой было крепким и тренированным, это он знал наверняка. Интересно, если бы он рассказал ей то, что знал, то по какой причине? Потому что бессознательно просчитал, что доброжелательность с его стороны повысит шансы переспать с ней с нуля до одной десятой процента? Или потому, что девочки вроде нее становятся старшими инспекторами или следователями по особо важным делам в течение пяти лет и когда-нибудь будут его начальницами, ведь он навсегда останется простым полицейским, поскольку драмменское дело ему не забудут, оно как стена, как пятно, которое невозможно вывести.
– Покушение на убийство, – сказал Антон. – Потерял много крови. Говорят, при поступлении в больницу у него едва прощупывался пульс. Все время пролежал в коме.
– Зачем его охраняют?
Антон пожал плечами:
– Потенциальный свидетель. Если выживет.
– Что он знает?
– Дела с наркотиками.
