Снегурочка подошла ко мне. Я обернулся. Остальные отступили назад, оставив нас вдвоем.
Снегурочка не смотрела на меня. Она старалась угадать, кто встречает ее. И вдруг узнала.
Она подняла руку и замахала. И от группы встречающих отделилась женщина, которая побежала по плитам к трапу. И Снегурочка бросилась вниз, к этой женщине.
А я стоял, потому что я был единственным на корабле, кто не попрощался со Снегурочкой. Кроме того, в руке у меня был большой сверток со Снегурочкиным добром. Наконец, я был включен по судовой роли в наземную команду и должен был работать внизу и сопровождать Бауэра на переговорах с космодромными властями. Мы не могли здесь долго задерживаться и через час отлетали. Женщина сказала что-то Снегурочке, та засмеялась и откинула шлем. Шлем упал и покатился по плитам. Снегурочка провела рукой по волосам. Женщина прижалась щекой к ее щеке, а я подумал, что обеим тепло. Я смотрел на них, и они были далеко. А Снегурочка сказала что-то женщине и вдруг побежала обратно, к кораблю. Она поднималась по трапу, глядя на меня и срывая перчатки.
– Прости, – сказала она. – Я не простилась с тобой
Это был не ее голос – говорил транслятор над люком, предусмотрительно включенный кем-то из наших. Но я услышал и ее голос.
– Сними перчатку, – попросила она. – Здесь только минус пятьдесят.
Я отстегнул перчатку, и никто – ни капитан, ни доктор – не остановил меня.
Я не почувствовал холода. Ни сразу, ни потом, когда она взяла мою руку и на мгновение прижала к своему лицу. Я отдернул ладонь, но было поздно. На обожженной щеке остался багровый след моей ладони.
– Ничего. – Снегурочка попыталась улыбнуться, тряся руками, чтобы было не так больно. – Это пройдет. А если не пройдет, тем лучше.
Снизу женщина что-то кричала Снегурочке.
Снегурочка смотрела на меня, и ее темно-синие, почти черные глаза были совсем сухими…
Когда они подошли к машине, Снегурочка обернулась и взглянула на меня в последний раз.
– Зайди потом ко мне, – услышал я сзади голос доктора. – Я тебе руку смажу и перевяжу.
– Мне не больно, – ответил я, не поворачиваясь.
– Потом будет больно, – вздохнул доктор.
Красный олень – белый олень
В сумерках Лунин пристал к берегу, чтобы переночевать. Место было удачное – высокий берег, поросший поверху старыми деревьями. Под обрывом тянулась широкая полоса песка, утрамбованного у воды и мягкого, рассыпчатого, прогретого солнцем ближе к обрыву. Кое-где на песке лежали стволы свалившихся сверху деревьев – река постепенно размывала высокий берег. Лунин привязал катер к черному, ушедшему корнями в воду пню. Катер легонько мотало на мелкой волне. Палатку он решил разбить наверху. Там не будут досаждать москиты – снизу было видно, как гнутся от ветра вершины деревьев.
Лунин приторочил палатку на спину и начал подъем. Обрыв был сложен из рыхлого песчаника и слежавшегося, но предательски непрочного кварцевого
