серую футболку. Вернувшись в комнату, Эмма увидела синий мешок на полу у кровати.
– Ты бы повесил его, – сказала она, толкнув мешок ногой, – а то помнется.
– Ха… – произнес Декстер, который лежал на кровати в новых трусах.
– Так вот они какие.
– Кто они?
– Те самые трусы за тридцать фунтов. У них подкладка из меха горностая, что ли?
– Давай просто ляжем спать, ладно? Какая сторона твоя?
– Эта.
Они вытянулись параллельно друг другу. Прикосновение прохладных простыней к обожженной коже было просто чудесным.
– Хороший день, – заметила она.
– Не считая последнего происшествия, – ответил он.
Она повернулась и взглянула на него. Он лежал, глядя в потолок.
– Это всего лишь брюки и трусы. Я куплю тебе новые. Хлопчатобумажные, три штуки в упаковке.
Декстер фыркнул. Она взяла его руку под простыней и сильно ее сжала. Он повернул голову и посмотрел на нее.
– Я серьезно, Декс. – Она улыбнулась. – Я так рада, что мы здесь. Мне очень хорошо.
– Да. Мне тоже.
– Еще целых восемь дней, – проговорила она.
– Восемь дней. – Он нежно улыбнулся ей, и между ними все снова стало как раньше. – Сколько правил мы сегодня нарушили?
Она задумалась.
– Номер один, два и четыре.
– Что ж, по крайней мере, не играли в настольные игры.
– Еще успеем. – Она потянулась к выключателю за головой и выключила лампу, а потом повернулась на бок, спиной к Декстеру. Все вновь стало как раньше, но она не могла понять, нравится ей это или нет. Она боялась, что не сможет уснуть на новом месте, однако, к ее счастью, навалилась усталость, и сон сам растекся по венам, как обезболивающее после укола.
– Спокойной ночи, Декс, – пробормотала она перед тем, как уснуть окончательно.
– Спокойной ночи, Эм, – отозвался он, но Эмма уже спала.
А он еще немного полежал, разглядывая потолок в голубом свете и думая о том, что сегодня был не на высоте. Глядя на Эмму, на ее затылок, волосы, ниспадающие на подушку, слегка загорелую кожу, которая казалась совсем темной на фоне белых простыней, он чуть было не протянул руку и не коснулся ее плеча, но стыд от случившегося на пляже убил всякое желание. Больше всего на свете он ненавидел те ситуации, когда выглядел идиотом.
Еще целых восемь дней, подумал он. За восемь дней может произойти что угодно.
Часть вторая
1993–1995
25–30
Мы тратили как можно больше, а взамен получали ничтожно мало – ровно столько нам решались дать. Мы чувствовали себя несчастными почти всегда, как и большинство наших знакомых. Все мы усердно делали вид, что нам постоянно весело, в глубине души понимая, что это не так. И насколько я знаю, этим мы не отличались от многих.
