Дирекция покупала нам по бутылке пива на брата, хлеба, колбасы, и мы, закусив, распевали. Хорошо жилось! Недели за две до «прощеного воскресенья» Семенов-Самарский сказал мне:
– Вы, Шаляпин, были очень полезным членом труппы, и мне хотелось бы поблагодарить вас. Поэтому я хочу предложить вам бенефис.
Я чуть не ахнул.
– Как бенефис?
– Так. Выбирайте пьесу, и в воскресенье утром мы ее поставим. Вы получите часть сбора.
К концу сезона у меня развилась храбрость, вероятно, граничащая с нахальством. У меня уже давно таилась в душе мечта спеть Неизвестного в «Аскольдовой могиле»[17] – роль, которую всегда пел сам Семенов-Самарский. Я сказал ему:
– Мне бы хотелось сыграть в «Аскольдовой могиле».
– Кого?
– Неизвестного…
– Эге! Ну, что же! Вы знаете роль?
– Не совсем! Выучу!
– Играйте Неизвестного!
В «прощеное воскресенье» я приклеил себе черную бороду, надел азям, подпоясался красным кушаком и вышел на сцену с веслом в руке.
Роль Неизвестного начинается прозой, и, как только я начал говорить, мне сразу стало ясно, что я говорю по-«средневолжски», круто упирая на «о». Это едва не погубило меня, страшно смутив. Но за арию «В старину живали деды» публика все-таки аплодировала мне.
Ужасно было слышать мне самого себя, когда я читал во втором действии монолог:
– «Глупое стадо! Посмотрим, что-то вы заговорите».
Публика улыбалась.
После этого я решил, что мне необходимо учиться говорить «по-барски» на «а».
После бенефиса Семенов-Самарский принес мне в конверте 50 рублей – подарок от публики, да кто-то из публики же подарил закрытые серебряные часы на стальной цепочке. Кроме того, от сбора «с верхушек» мне очистилось рублей 30. Я стал богатым человеком. Никогда у меня не было такой кучи денег. Да еще и часы.
Сезон кончился. Труппа разъезжалась. Дирижер подарил мне новенький жокейский картуз с пуговкой на макушке и с длинным козырьком. Я купил себе верблюжье пальто, мохнатое, темно-коричневое, кожаную куртку с хлястиком – такие куртки носят машинисты, – купил сапоги, перчатки и тросточку. Напялив на себя все это великолепие, я отправился гулять по главной улице Уфы, и каждый раз, когда встречный человек казался мне заслуживающим внимания, я небрежно вытаскивал из кармана мои часы и смотрел, который час. Очень хотелось, чтоб люди видели, что я при часах. Чувствовал я себя человеком совершенно счастливым, а тут еще позвал меня к себе Семенов-Самарский и говорит:
– Я с некоторыми из артистов еду в Златоуст. Хотим сыграть там несколько отрывков из опереток и дадим концерт. Вы знаете какие-нибудь романсы?
Разумеется, я неистово обрадовался. Я знал арию Руслана «О поле, поле», «Чуют правду», «В старину живали деды»[18] и романс Козлова «Когда б я знал».
– Вот и превосходно! – сказал Самарский и добавил с легонькой усмешкой, что
Широко популярная в середине прошлого века опера А.Н. Верстовского.
«О поле, поле…» – начальные слова речитатива перед арией Руслана из оперы «Руслан и Людмила» М.И. Глинки. «Чуют правду…» – начальные слова речитатива, предшествующего арии Сусанина из оперы «Иван Сусанин» М.И. Глинки. «В старину живали деды…» – начало арии неизвестного из оперы А.Н. Верстовского «Аскольдова могила».
