уже было. Бывшее здесь слишком сроднилось со мной. Сперва я очень занята была постройкой церкви, для себя же поставила малый домик в виде сторожки, куда приезжала только на время, чтобы наблюдать за работами. Со мной жила одна добрая старушка, которая хотя и была чужда нам по вере и племени, однако посвятила себя совершенно нашему семейству».
Этой доброй старушкой была, судя по всему, гувернантка ее покойного сына Тереза Бувье[4].
И все же, признаем, было очень тяжело. Страдания порой казались ей совершенно невыносимыми. Плюс ко всему – однообразие, один день похожий на другой, и ничего, кроме служб, молитв, рукоделия и чтения. «Вот и вся жизнь! – написала она одной из своих подруг. – Скучно жить – страшно умереть. Вот предмет для размышления».
«Так продолжалось до тех пор, пока к ней не приехал митрополит Филарет – святитель редких человеческих достоинств. Он сумел внушить Маргарите мысль, что она ведет жизнь нехристианскую, что ее боль – лишь частичка общей боли: ведь кругом столько горя, столько таких же, как она, вдов, сирот и несчастных людей, и нужно отдать себя служению им, страждущим».
Так Маргарита Михайловна отдалась главному делу всей своей последующей жизни – устройству нового женского монастыря, где, лишившись самых близких людей, она решила навсегда поселиться.
А ведь первоначально у нее не было замысла создавать монастырь. «Она приютила старика Горленко, а в дальнейшем собиралась открыть богадельню для инвалидов – ветеранов Отечественной войны 1812 года. Помимо Бувье у Тучковой была горничная из Дерпта[5], лютеранка, которая затем крестилась в православие и постриглась под именем Деввора. Но каждый день к сторожке приходили нищие, и Маргарита Михайловна никому не отказывала в помощи. Молва о “доброй барыне” распространялась по округе очень быстро».
Женщины собирались к ней по-разному. Например, однажды во время поездки верхом она встретила телегу, на которой везли стонавшую женщину. Кучер пояснил, что муж ее, пьяница, постоянно избивает ее и двух дочерей. Маргарита Михайловна взяла женщину с дочерьми к себе и построила для них домик. Вскоре вокруг стали появляться новые домики, в которых начали селиться девицы и вдовы, желавшие молитвенной тишины.
Постепенно маленький дом вдовы генерала Тучкова стал центром целой колонии, где жили женщины, искавшие утешения и понимания среди таких же – несчастных и обездоленных войной. Шли и крестьяне из соседних деревень – кто за советом, кто за духовной помощью.
А затем Маргарита Михайловна освободила всех крестьян в своем тульском имении: она дала им «права вольных хлебопашцев с тем, чтобы они платили по две тысячи ассигнациями в год». Кроме того, она продала половину имения в Ярославской губернии за 20 000 рублей. Полученные от продажи средства пошли на содержание общины.
Но жили все равно очень бедно, однако Маргарита Михайловна была бодра: «Господь не оставит, да и нам ли жаловаться? Трапеза не затейлива, а зато каков хор!»
В
Эта француженка была намного старше Маргариты Михайловны. Она осталась верна католицизму, но безграничная преданность Тучковой принудила ее жить в православном монастыре. Она была ворчливой, но очень честной, и ей были доверены функции экономки. В связи с этим мадам Бувье постоянно ругала Тучкову за то, что та раздает всем последние деньги и съестные припасы.
1 Ныне это эстонский город Тарту.
