выдерживали. Перспективы были безрадостными, и он часто думал о побеге. Однако как тут сбежишь, если через единственное окошко можно выбраться только на отвесную стену на высоте пятого этажа. В Лиссабоне даже доходные дома не были такими высокими – только три этажа и чердак.
Вырваться через дверь ему тоже не светило, поскольку ее не открывали, пока не приходило время выносить узника вперед ногами. Но даже это не торопились делать сразу, случалось, тело валялось на соломе несколько дней, пока находили возможность его унести.
И все же, как и любого узника, мысли о побеге не покидали Мартина, и надзиратель Борц прекрасно это понимал, ведь он служил здесь более десяти лет.
– Смирись, парень, тоска изводит не хуже холеры. Цепляйся за балку, пересчитывай солому на полу, заготавливай для кувшина камешки. Ищи себе дело, и все будет в порядке, ведь снаружи жизнь не намного лучше.
– Снаружи воля.
– Воля – неволя. Пока ты молодой и холостой, тогда воля, а вот когда семейный да с детьми…
16
Это было что-то вроде дня рождения. День в день, когда Мартина, год назад, притащили на этаж и назначили жить в узилище, Борц принес ему белую тряпицу – слишком белую для его теперешнего мира, поскольку его нательное белье уже напоминало пропитанную маслом бумагу.
– Что это? – спросил Мартин, принимая небольшой сверток.
– Подарок, парень. Ты провел здесь год, а это, поверь, немало. Ты доказал, что можешь выживать.
– И что?
– А то, что десны у тебя уже кровоточат и только молодость еще удерживает тебя на этом свете. Размотай платок и посмотри.
Мартин размотал и увидел какую-то то ли кору от дерева, то ли кусок грязи.
– Ты издеваешься надо мной, Борц? – воскликнул он в отчаянии.
Приближение годовщины сидения в застенке нервировало его. Она казалась каким-то страшным рубежом его окончательного падения. Что здесь годы? Что здесь жизненный опыт и воровское мастерство?
– Прекрати истерику, парень. То, что я тебе принес, дорогого стоит. Это мох-багровник, который может расти на камнях. Все, что ему нужно, лишь пара капель воды каждый день, а взамен он даст тебе жизнь.
– Я… не понимаю, Борц.
– Вся северная сторона у тебя сырая, прилепи к ней этот кусок мха, и он разрастется. А раз в три дня ты будешь отламывать по кусочку величиной с ноготь и съедать его, отчего у тебя перестанут кровоточить десны и ты проживешь еще лет пять.
– А… Вон оно что… – произнес слегка озадаченный Мартин. Борода и усы, отросшие за год, мешали ему говорить, хотя и прежде он брился довольно редко.
– Я принес тебе приборы и мыло, ты побреешься.
– Спасибо, Борц. А постричься?
– Сначала побрейся, а потом принесу ножницы. Спешить нам некуда, ведь так?
– Так, приятель, – согласился Мартин и улыбнулся.
Мох он попробовал в этот же день, и тот оказался
