зачтется.
Вид у Мыльникова был какой-то такой… не сказать ошарашенный, но все же не без этого. Даже некое подобие полудетской обиды промелькнуло в его, повторимся, усталых, но добрых глазах. Словно бы Ольга обманула его самые светлые чаяния. И, наверное, именно поэтому ответ его прозвучал даже мстительно:
– Эта квитанция не имеет никакого положительного значения, скорее наоборот. Деньги вы фактически получили: ведь вы распорядились ими! Вот если бы они лежали у вас на книжке…
– Но тогда на них шли бы проценты, – вполне резонно возразила Ольга. – То есть я еще и прибыль с них имела бы. Это уж вообще… И потом… что значит – фактически получила? Я их в руках не держала, я их по безналу перевела.
– И все равно – вы ими распорядились самостоятельно, верно? Следовало потребовать, чтобы бухгалтерия Фонда занятости отозвала перевод. Вы должны были написать заявление, они бы рассмотрели вашу просьбу, послали бы запрос в сберкассу…
– Ну так ведь это сколько времени бы прошло! – в отчаянии воскликнула Ольга. – А тут я сегодня и вернула. Сама. По доброй воле.
– Раскаялись, так сказать? – усмехнулся Мыльников. – Раскаяние – оно, конечно, дело хорошее, однако, если подходить к делу чисто формально… Да и не раскаялись вы, а просто хотите смягчить свою участь. Нет, Ольга Михайловна, не обольщайтесь. Вас спасет не это мнимое раскаяние, а только подвиг.
– Подвиг разведчика? – уточнила Ольга.
– Ну, если вам угодно это так называть… Сотрудничество, сотрудничество и еще раз сотрудничество – вот эти три ступени приведут вас на свободу.
– А по-моему, не приведут, – уныло покачала головой Ольга.
– Почему это? – искренне удивился Мыльников. – Если я сказал…
– Но ведь это только в штрафбате вина кровью смывалась. И то – по законам военного времени, – посмотрела на него Ольга. – Вы меня в штрафбат посылаете, да? Смыть вину кровью? Но время-то сейчас вполне мирное. И даже если я помогу вам одномоментно изловить какого-нибудь взяточника, все-таки по-прежнему останусь у вас на крючке. Как мелкая мошенница. Ведь этот факт из моей жизни никуда не денется. Так? А я не хочу всю жизнь трястись от страха, что когда-нибудь меня настигнет карающий меч правосудия. Придет на ваше место другой человек – и цап меня, за ушко да на солнышко. Поэтому давайте я уж лучше сейчас все перетерплю… суд и ну… наказание. Может быть… – Она замялась, потому что хотела спросить: «Может быть, и правда не посадят?», но сказала совсем другое: – Может, там, на суде, все-таки зачтут, что я вернула деньги?
Ей еще с утра хотелось заплакать, и сейчас для этого, похоже, настало самое подходящее время. Если бы не страх, что Мыльников подумает, будто она хочет его вульгарно разжалобить, Ольга с удовольствием залилась бы слезами. Но она нарочно закинула голову, чтобы самые проворные слезинки, которые уже навернулись на глаза, вкатились обратно, и постаралась придать лицу самое спокойное выражение.
–
