дамочкой лет двадцати пяти, не больше, и ужасной стервой. Нет, не той, что в книжках «Стерва хочет замуж» или «Гороскоп для стерв», нет! Настоящей! Злобной женщиной с противной мелкой химзавивкой на каких-то словно мокрых волосах и жёстким взглядом. Эта-то Снежана рассекала по «Мак-Пинку» в брюках, светлой блузке и смотрела на работников так, будто они
а) являлись лично её слугами
и
б) мечтали лишь о том, как бы схалтурить.
А Двуколкин от работы вовсе не отлынивал. Вот только чёрненькая Лиза и бесцветная Ирина успевали каждый раз и поболтать друг с другом, и присесть, и обменяться взглядами с парнями, и сделать вид, что изо всех сил трудятся. А Лёша только-только разгибал натруженную спину – и тут же получал втык за безделье!
В общем, сжавши зубы, Алексей носился, убирал бумажки из-под сэндвичей, тёр отпечатки пальцев на стеклянной двери и лил в трубу недопитые колу, чай, коктейли… Около двенадцати он брал пятнадцатиминутный перерыв – «обед» («Да, можно», – говорила менеджер с презрением). За пищу, непригодную к продаже, и, как следствие, даваемую работникам в столовой, расположенной в подвале, вычитали из зарплаты. Так что Лёша проводил свой перерыв иначе. Он являлся в раздевалку, с наслаждением шлёпался на одну из скамеек, расположенных вдоль стен, вытаскивал из сумки книгу Тайбо и с восторгом погружался в жизнь Че Гевары. Изредка мешали этому кассирши, между сумок и мак-пинковских фуфаек развлекавшие себя беседой об интимной жизни. Но Алёша утешался тем, что смог украсть у корпорации хоть это время, отдав его правому делу.
После работы он бежал в свой институт, съедал обед в столовой, потратив минут столько же, сколько и денег, а потом клевал на парах носом. От усталости знания плохо заходили в голову. Прелесть новизны рассеивалась. Однокурсники болтали кто – о своих школах, кто – о деревнях, кто – о счастливой доле инженера-теплотехника. В общем, с ними было скучно. А в общаге было весело!
Аркадий с Виктором учились на чётвёртом курсе. Первый – Алексей довольно быстро это уяснил себе – был весьма начитан, а особенно по части всякой прогрессивной мысли. Можно так сказать, из всей компании лишь он один знал ту святую цель и чётко представлял те принципы, которые вели героев новой Революции. Конечно, Революции! Никто не говорил о ней как о имеющей свой срок и свою тактику, но все охотно подразумевали это действо в разговорах о Прекрасном и о Правильном. Аркадий направлял, учил и корректировал. Его порою посылали, обзывали болтуном и конформистом, но обычно слушали. Ведь что ни говори, а человек был не дурак. К тому же у Аркадия имелось преимущество: он один из всей, как Витя говорил, ячейки, был гуманитарием. Относительным. Учился на невнятном ФГО – «факультет гуманитарного образования». Кого там всё-таки готовили, наверное, не знал и сам Аркадий. Виктор мрачно намекал, что менеджеров, добавляя, что лучше уж было бы пойти на «эконом»: «Народное хозяйство экономить», – говорил он. Но на эти обвинения получал в ответ цитаты из каких-то
