сено, под старыми, потертыми простынями, на окошках под потолком – ветхие занавесочки. Вместо стола покрытый цветастым платком табурет, а на нем в надтреснутом кувшине букетик полевых цветов. Ни дать ни взять девичья спальня. Стало так тоскливо…
– Приляг, я посмотрю шрам.
Девушка послушно растянулась на импровизированной кровати и задрала рубашку. За несколько минут рубец успел стать плотнее и побелел, а припухлость вокруг спала.
– Все? Теперь уходи, я буду спать. – Она напоказ зажмурилась. – И скажи своему мужу, что я не приду ночью его убивать, пусть не волнуется.
– Дурочка, – улыбнулась я. – Если он и волновался, то за тебя. Что ты вообще делала в воде?
– Плавала.
– Лицом вниз, изображая утопленницу?
– Как хочу, так и плаваю.
Маленькая волчица злилась, и я догадывалась почему. Кто-то, вопреки ожиданиям, не задержался, чтобы узнать, как она. Сэл и впрямь зря беспокоился: если у Ная и было что-то с этой девочкой, то он не придал этому значения. И не заметил, что разбудил в ней не только зверя.
– Все, уходи, – повторила Вель.
Я развернулась к двери, но остановилась, поняв, что смутило меня, едва я сюда вошла: сквозь аромат трав пробивался совсем другой запашок, еле уловимый, но тем не менее неприятный.
– У тебя тут мышь сдохла. Или крыса.
– Нет здесь никаких мышей. – Девчонка отвернулась к стене, давая понять, что не намерена больше со мной разговаривать.
– Странно, я думала, у оборотней хороший нюх.
Источник не понравившегося мне запаха был где-то в углу, там, где стоял накрытый рогожей сундук. Я подошла к нему, взялась за уголок ткани…
– Не трогай!
Поздно. Я несколько раз моргнула, убеждаясь, что мне не померещилось, и глубоко вдохнула, прогоняя приступ тошноты. Нет, не от запаха, он едва чувствовался. Но аккуратно разложенные на широкой деревянной крышке человеческие уши – сами по себе хороший повод распрощаться со съеденным за ужином.
– Их нельзя все время держать в мешке, преют, – мгновенно оказавшаяся рядом Авелия выдернула из моих негнущихся пальцев рогожку и снова накрыла… это.
– Ты их… собираешь?
Прав был Арай, странностей у его бойцов хватает. И у этой конкретной особы их с лихвой.
– Мне нужно.
– Для чего?
Сотня отрезанных ушей. Или больше. Ожерелья из них делать, что ли? Себе и всем своим друзьям? Правда, не похоже, что у нее так много друзей.
– Нужно. И… уходи…
Бред какой-то. Я вдруг подумала о Ларе. Представила, что это моя дочь, повзрослевшая и потерянная, живет в деревянном сарайчике, спит на накрытом тряпками сене и хранит рядом с этой убогой постелью страшные сувениры войны. Сердце сжалось, а оставленный на миг без контроля светящийся шарик погас. В воцарившейся темноте слышно было, как шмыгнула носом маленькая лучница.
– Вель? – Я нашарила ее руку, но
