темноволосых среди варваров на той стороне реки полно – в жилах многих течет кровь полонянок, увезенных даками из приморских колоний.
– Слыхал от Оклация: ты ездил в Берзобис по личному делу. – Тиресий вновь потянулся.
– Да, искал бедняжку Флорис.
– Но не нашел…
– Не нашел. – Приск уселся на соседнюю кровать, где обычно спал Оклаций, шустрый мальчишка из Эска, после войны оставшийся при молодом центурионе в качестве порученца-бенефициария. – Ты недавно с той стороны, все лето на северном берегу пробыл. Что там?
– Так я тебе и сказал! Мои сведения для ушей легата Лонгина.
– Я ехал в Дробету вместе с Лонгином, нас чуть не захватили даки, – бросил Приск небрежно.
– Все равно ты – не он. Меня на такую наживку не возьмешь, – отозвался Тиресий. – Захочет Лонгин, чтобы я тебе рассказал, что знаю, – расскажу. Нет – не тебе, значит, выпало очко Венеры[22].
– Ага! Старой дружбе конец?
– Ну зачем же так сразу – и в мечи? У тебя отличная комната, как я могу с тобой не дружить? – хитро прищурился Тиресий. – Но у меня приказ: сведения лично передать Лонгину. Только ему. Да ты не печалься: у нас на обед шикарная оленина, пока с докладом ходишь к Требонию, как раз прожарится. Так что поторопись.
– Тогда другое скажи: Скирона на той стороне не нашел?
Тиресий отрицательно покачал головой.
Скирон, засланный еще до начала первой кампании на дакийскую сторону изображать римского дезертира, поначалу доставлял важные сведения и даже однажды повстречался прежним соратникам, помог Малышу спастись, а Валенсу передал сообщение о численности дакийской армии. Но потом Скирон исчез, будто в Лету канул. Центурион Валенс, правда, утверждал, что Скирон должен находиться в Пятре Рошие. Да только в этой крепости никого, кроме самого командира да парочки старых коматов, Приск не видел, когда вместе с Адрианом поднялся на Красную скалу. Погиб Скирон? Или ушел на север вместе с другими римскими дезертирами? Или позабыл, зачем его на ту сторону посылали? Ответа не было. Кажется, только старые друзья, особенно Малыш, который Скирону был обязан жизнью, и помнили о нем, пытались найти.
– А где Оклаций?
– Я же сказал: оленину жарит. Ковырялку дать? – Тиресий вытащил из кожаной сумки серебряную зубочистку, закругленную ручку которой использовали для чистки ушей. – Не хочешь? Как знаешь… – И Тиресий принялся ковырять в ухе.
Приск покачал головой: надо же, как тишина на лимесе расхолаживает ребят, вмиг забывают о божественной Дисциплине. Центурион вздохнул еще раз, тяжелее прежнего, и направился к военному трибуну Требонию с докладом.
– Что?! Лонгин приезжает? С инспекцией! Завтра?! – заорал Требоний, едва услышал новость.
– Завтра утром. Легат собирался выехать с почтовой станции вечером, чтобы внезапно нагрянуть в крепость утром, – выдал центурион заранее приготовленную басню.
– Почему… Почему я узнаю об этом
То есть самое большое число.
