сердишься?
– Я не сержусь. Я устала. Я хочу есть. Мне одиноко.
– Одиноко? Я же здесь.
– Правда?
– Ну да.
Он сделал к ней шаг, обнял ее и поцеловал. И соскользнула прочь сорочка, спорхнули панталоны, за ними – его рубашка и все прочее, – и они накинулись друг на друга прямо на рекамье, и совершенно друг в друге потерялись. В какой-то миг в двери, возможно, забарабанили, но они этого не слышали, им было все равно. Там, где были они, все остальное – не важно. Когда, наконец, она взглянула на него сверху, с рекамье – он распростерся на полу, – свет за стеклянным потолком стал оранжевым, а пот на их телах выглядел в нем скользким пламенем.
– Мне надо идти, – сказала она.
– Быть может, я смогу начать завтра.
– Значит, с самого утра?
– Нет, в десять, может, одиннадцать. Мне сначала хлеб печь.
– Я пошла. – Жюльетт соскользнула с рекамье и снова собрала одежду. Люсьен не сводил с нее глаз.
– Где ты сейчас живешь?
– Есть одна квартирка в Батиньоле. С девушками из ателье снимаем.
– А тебе завтра на работу не надо разве?
– Хозяин понимает. Ему нравится живопись.
– Останься. Поужинай со мной. Останься у меня. Все-таки ближе.
– Завтра. Мне нужно идти. День кончился.
Она уже была одета. Люсьен отдал бы состояние, если б оно у него было, лишь бы еще раз увидеть, как Жюльетт натягивает чулки.
– Завтра, – повторила она. Положила руку ему на плечо и не дала встать, затем поцеловала в лоб. – Я выйду в переулок.
– Я тебя люблю, – сказал он.
– Я знаю, – ответила она и закрыла дверь.
– Ну? – спросил Красовщик.
Она поставила парасольку в стойку у двери и развязала широкую ленту, после чего аккуратно повесила шляпу на вешалку. Гостиная в квартире была невелика, но не запущенна. Перед розовато-лиловым бархатным диваном стоял кофейный столик Людовика XVI – мрамор и сусальное золото. Красовщик сидел в резном кресле из ореха того же периода, как злокачественный кособокий нарост, портящий собой элегантное деревянное изделие.
– Он не писал, – ответила она.
– Мне нужна картина. Раз мы потеряли работу Голландца, нам нужна краска.
– Это убыток. Но он напишет. Просто еще не начал.
– Я ему смешал краски. Зелень и фиолетовый с синевой, а также чистый цвет. Сложил в красивый деревянный ящик.
– Отдам ему завтра.
– И заставь писать.
– Я не могу его заставить. Я могу только сделать так, чтобы он хотел писать.
– Нам не нужен еще один перфекционист, вроде этого ебучки Уистлера. Нам картина нужна – и побыстрей.
– С ним нужно обращаться мягко. Этот – он особенный.
– Ты всегда так говоришь.
