обретут в моих руках чужие истории, какой окажется в итоге цена исповеди.
А я внезапно поняла, что не способна ни на что.
В потоке слов и среди черных дыр молчания одна фраза Варфоломея по поводу смерти Антонена меня особенно потрясла.
– Если бы я был там, он бы не погиб, – сказал шестидесятипятилетний мужчина.
Помимо этих слов, я отметила в чужих ответах еще много чего – страхи, сожаления, непонимание, боль, чувство вины, гнев, иногда – успокоение.
Жюстин, когда я вечером провожала ее до метро после долгой беседы о маме, внезапно произнесла:
– Ты должна завершить свой роман на оптимистичной ноте. Надеюсь, ты понимаешь. Ведь все мы вышли из него.
А как-то раз за обедом с подружкой – я тогда уже заканчивала с интервью, но по-прежнему не писала – мой рот сам по себе открылся и выдал такую фразу: «Мама мертва, но я работаю с живым материалом».
Первая драма (есть и другие) в семейной мифологии – смерть Антонена. Чтобы ее описать, я должна была выбрать одну из предложенных мне версий, наиболее близкую к тому, что рассказывала бабушка Лиана, сидя на табуретке в кухне с невероятными стенами цвета горчицы, которые олицетворяли в моем сознании детство и давно уже не существовали. По одной версии, Лиана и Жорж, оба на каникулах в Л., отправившись на обед к соседям, оставляют детей одних примерно в трехстах метрах от дома. Антонен и Томми падают в колодец, дети зовут взрослых, те прибегают – но слишком поздно. По другой версии, беременная Лиана с огромным животом сама прыгает в колодец и ныряет в поисках сына – лишь изредка ее голова всплывает на поверхность, бабушка глотает воздух и снова погружается…
Одни говорят, что мальчики прыгали на досках до тех пор, пока дерево не надломилось. Другие говорят, что Антонен и Томми спокойно мастерили из глины разные безделушки, а гнилые, погрызенные крысами доски внезапно не выдержали. И наконец, третьи говорят, что упал только Антонен.
Что я себе вообразила?
Что я смогу рассказать о детстве Люсиль, основываясь на чужих воспоминаниях, на фактах, на объективных свидетельствах? Что достаточно погрузиться в незнакомый материал и сделать выбор? Что это легко, как дважды два?
С какой стати? На каких правах?
Конечно, я надеялась докопаться до правды. Но правда не существовала. Передо мной мелькали разрозненные фрагменты жизни, сама идея собрать их и структурировать казалась фикцией. Почему я решила, что мне удастся привести жизнь Люсиль к единому знаменателю? Чего я хотела? Проанализировать кривую чувств? Пролить свет на неведомую тайну? Объяснить боль?
Боль нашей матери была частью детства и частью взрослой жизни, она во многом сформировала меня и сестру. Однако попытка разложить чувства по полочкам обречена на провал. Поэтому я могу создавать лишь обрывочное, фрагментарное, гипотетическое повествование.
Литература
