неопределенно пожала плечами. Все как всегда. Дела банкира, баллотирующегося в губернаторы, не имели к ней ни малейшего отношения. Таких людей, вечно занятых изготовлением денег из воздуха, именовали трудоголиками. В ее градации приматов он давно уже прочно занимал место в графе «равнодушные». Впрочем, справедливости ради надо отметить, что и у нее его подвиги и свершения давно уже не вызывали каких-либо эмоций. Она не пыталась переделать его распорядок дня, он не запоминал ее планов. Ее не волновал индекс Доу Джонса, на него навевали сон идеи бихевиаризма. Его окружали нормальные, здоровые люди, увлеченные карьерным ростом и нацеленные на результат. Ее – они же – несчастные и больные, зацикленные на годовых бонусах, освободившихся портфелях и собственных комплексах. Перед ним они сидели в креслах в отутюженных костюмах, сверкая западными белоснежными улыбками, перед ней так же по-западному лежали на кушетке, ослабив тугой узел на галстуке. Он не интересовался личностью, она выскабливала интимность. Он подчинялся указам ЦБ, она писала диссертацию на кафедре ЦКБ. У него были две постоянные любовницы для поддержания тонуса, у нее – случайные связи, именуемые сбором материала. Она готовила ему кофе по утрам, он приносил ей заказанные секретаршей цветы. Счастливая семья.
– Отдохнули-то, говорю, хорошо? – повторил свой вопрос шофер, услужливо распахивая перед ней дверь автомобиля.
Дипломированный психолог задержала взгляд на рекламном щите в центре привокзальной площади. Известная певица приглашала москвичей и гостей столицы в магазин одежды. «Новые коллекции…» – прочитала она и улыбнулась. Теперь она знала, как назовет новый тип курортника в своей научной работе. Людмила нырнула в недра пахнущей достатком машины и уже оттуда лениво промурлыкала:
– Скукотища…
Китайская ваза
Когда мне было восемь лет, я разбила вазу. Старинную, из тончайшего китайского фарфора мамину любимую вазу. И в первый раз решила прикинуться невиновной. Стараясь не встречаться с мамой глазами, я показала на закрытую дверь в детскую и пробормотала:
– Это Лиля. Она случайно.
Лиля старше меня на шесть лет. И в тот момент, когда я грохнула произведение искусства, она рыдала за стеной о своей потерянной жизни. Мама, к моему удивлению, только покосилась на закрытую дверь и молча подмела осколки. У Лили был переходный возраст, и к ней лучше не приставать. Так из-за несносного характера старшей сестры мое вранье осталось безнаказанным.
В следующий раз я попробовала доказать свою невиновность, когда принесла в дневнике первую тройку по математике. Не то чтобы меня сильно ругали. Может, даже и не собирались. Но на всякий случай я выпалила:
– Не понимаю, за что. Я только один пример не решила. У Тони то же самое, но ей четыре поставили. Просто математик меня не любит.
Мама сказала:
– Бывает.
А я, даже перестав впоследствии
