Конечно, Галину Николаевну не могло не беспокоить столь вольное отношение к семейным ценностям, которыми она сама так дорожила, да и хотелось, конечно, хотя бы познакомиться с внуками – некоторым из них уже впору иметь своих детей. Иногда она даже сокрушалась в разговорах с сыном, говорила:
– Хоть бы повидаться с кем, сыночек, познакомиться…
– Мам, как ты себе это представляешь? Мне позвонить, спросить: «Дорогая, не хочешь ли ты в благодарность за алименты, которые я исправно высылаю, выслать на пару недель в Россию нашего ребенка»?
– Почему бы и нет? На пару недель ведь. Не на всю же жизнь.
– Мам! – Дмитрий Дмитриевич театрально хватался за голову, и Галине Николаевне стразу становилось стыдно: темная она, необразованная, каких-то очевидных вещей не понимает. А каких, так и не знает. Но Митенька всегда умел объяснять: – Да для них даже пару дней в нашей стране – это смертельный ужас. У нас же медведи, холод и алкаши.
– Сынок, это раньше было. Теперь уже все не так. И потом, раз эти женщины связывали с тобой свою жизнь, они же должны иметь представление…
– Ничего они не должны и представления никакого не имеют, и детьми своими рисковать не будут. Нет, ты не думай, они ограничивать их ни в чем не ограничивают. Да и я часто говорю детям «You have granny at Moscow»[2], так что подрастут – сами приедут.
– Может быть, тогда мне съездить туда?
– Мам, ну, ты чудная, ей-богу! Куда ехать-то? К кому? К тому, кто ни бельмеса по-русски. И что за общение у вас получится?
– Так я разговорник куплю. Договоримся как-нибудь.
– Мам, как-нибудь – это в дешевых романах, а в жизни черновиков не бывает, здесь сразу набело, так что тут думать надо, а не горячку пороть.
И Галина Николаевна осекалась, спохватывалась, корила себя. Ну, что это она, в самом деле, так Митю нервирует. Он все-таки ученый, у него степени, звания, заслуги, связи, а она просто мама, ничего не смыслящая и ни в чем не разбирающаяся. Ему, конечно, виднее, как надо жить и как строить общение с потомством. В конце концов, когда-нибудь он встретит ту, возле которой захочет задержаться. И тогда уже наступит волшебное время Галины Николаевны, и она станет помогать, и советовать, и руководить жизнью молодых. Нет, насчет руководить – это она погорячилась, конечно. Вмешиваться она, ясное дело, не будет. Назойливостью можно любую семью превратить в брак, но если попросят, то она с радостью, с превеликим удовольствием.
И попросили. Восемь лет назад Митя наконец остепенился и из лекционной поездки по университетам Сибири вернулся с невестой. Галина Николаевна была счастлива, даже позволила себе попенять сыну:
– А ехать-то как не хотел. Все говорил: «Лучше бы в Амстердам опять послали, лучше бы в Амстердам». Разве таких в Амстердаме встретишь? – И она с нескрываемой радостью рассматривала молодую, румяную, крепко сбитую здоровую сибирячку. – Краса, да и только. А детки
У тебя есть бабушка в Москве
