контракта меня сочтут непригодной для службы.
– Почему вы выбрали такую тяжелую должность, мисс Локуэл? – зеленые глаза уже не смеются – напротив, инквизитор предельно серьезен, – женщин на службе короны мало. Я бы сказал, единицы.
– Из-за моего дара, – решаю я не делать из очевидного тайны: все-равно рано или поздно узнает, – у меня большой резерв, а ещё я эмпат четвертой категории. Как вы понимаете, особого выбора у меня нет.
– Понимаю, – Максвелл откидывается на спинку стула и стучит пальцами по столешнице, – да, здесь момент тонкий…
– А вы? – задаю вопрос я прежде, чем разговор перейдет туда, куда не хотелось бы, – почему стали инквизитором?
– Примерно по той же причине. Резерв, правда, у меня небольшой…
“Значит, опустошать надо ещё реже” – думаю я, размешивая сахар. Понятно, почему он держится так спокойно.
– … но в отличии от вас, я эмпат шестой степени.
Услышанное заставляет меня замереть и удивленно посмотреть на мужчину.
Шестой. Последний, высший уровень эмпатии! В прошлом веке таких называли видящими, а в позапрошлом – еретиками. Собственно, из-за позапрошлого века их и осталось мало – Инквизиция хорошо проехалась по королевству, повсеместно истребляя эмпатов. А, учитывая, что свойство к эмпатии передается из поколение в поколение, то…
– Мистер Максвелл, а зачем вам это нужно? – вопрос срывается у меня с губ прежде, чем я успеваю включить голову. Инквизитор удивленно поднимает голову и я вынуждена продолжить, хотя больше всего мне хочется провалиться под землю, – с вашим уровнем вы можете работать консультирующим инквизитором, без заключения контрактов, без этой…
Я не заканчиваю – вижу, что он понял и слово “кабала” так и остается непроизнесенным.
Максвел отвечать не торопится – берет с блюда пирожок, добавляет в чай два кусочка сахара, неторопливо орудует ложкой.
– Понимаете, мисс Локуэл, – наконец разражается он, – к сожалению, здесь дело во мне. Понимаете…
Он допускает паузу. Я терпеливо жду.
– Я трудоголик.
Это неожиданное признание заставляет меня рассмеяться. Смеюсь я долго, вначале прикрывая рот ладонью, а затем и без нее – заливисто, взахлеб. Максвелл вначале весело пялится на меня, а затем внезапно поддерживает – и вот уже мы смеемся в два голоса, заставляя оглядываться многочисленных посетителей таверны.
Как ни странно, эта неловкая ситуация здорово разряжает атмосферу и следующие полчаса я провожу, увлеченно слушая нашего нового инквизитора. И он меня не разочаровывает – вдохновенно рассказывает какие-то забавные эпизоды из службы, сыплет байками о столичной жизни и в какой-то момент я даже забываю, что мы сидим в битком набитой забегаловке. Мне интересно – давно у меня уже не было таких ни к чему обязывающих разговоров. И инквизитор это понимает, потому что подливает мне чай и срывается в ещё одну историю. Он не спрашивает, не интересуется – он дает мне возможность просто провести
