ведь ложь для самозащиты, чтоб пожалели. А эта… Смелая… Дура!
Последние слова он произнес сквозь зубы, так что Мария Дмитриевна подумала, что ослышалась.
– Но не это самое ужасное. Беда в том, что ее семья от нее отказывается.
Директор откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.
– Как так?
– Просто. Говорят, не дочь она им теперь. В больницу не ходят. Ничего не передают. Она одна там. Похудела, глаза ввалились. Молчит, ни с кем не разговаривает.
– Я схожу к ним, – Андрей Николаевич потянулся к перекидному календарю, полистал его, и добавил:
– Послезавтра.
– Не нужно, Андрей Николаевич. Бесполезно. Там притон, каждый день пьют. Тем более, вы же сами сказали, что мы, то есть школа, теперь и от семьи должны защищать.
– Да, в таких вот случаях. Так что вы предлагаете? Вы же с идеями пришли?
– Конечно, Андрей Дмитриевич. Я хочу помочь ей через одноклассников. Чтобы они ее не бросили, ходили бы в больницу, помогали.
– А они что, раньше ни о чем не знали? Или кто-то из класса с ней дозой и поделился? Или, может быть, продал?
Директор помолчал, потом поморщился:
– У нее, кажется, друг был?
– Надеюсь, не только был, но и остался. Это Артем Шутов. Такой высокий, крепкий. Предводительствует всей мотоциклетной компанией. Но он от всего отказывается. Говорит, что шприцов ни разу в жизни не видел. Но в больницу один раз приходил.
– Он, может, и не видел, если не смотрел. Чушка чугунная… с сусальной позолотой. Курит, как все отличники, – директор сцепил пальцы в замок и уставился на них неподвижным взглядом.
А Машенькино личико вдруг покрылось румянцем, и она сказала, четко выговаривая каждое слово:
– Я решила провести у них «Урок милосердия» и прошу разрешить сделать это завтра вместо обычной темы по программе.
– А какая тема по программе, – спросил Андрей Николаевич, но тут же махнул рукой:
– Какая, впрочем, разница! Это вы хорошо придумали. Но о чем вы будете говорить?
– О литературе, конечно, о героях, об авторах.
– Хорошо, – подвел итог разговору директор и добавил вслед вспорхнувшей к дверям Машеньке:
– Только оденьтесь, наверное, построже. Очень ответственный урок.
– И я знаю, с чего начну, – весело прокричала Мария Дмитриевна уже из дверей, – с Пушкина. С «и милость к падшим призывал».
На следующий день Мария Дмитриевна появилась в школе в измененном обличье. Ее стройная фигура в плотно облегающем сером костюме и белой блузке произвела впечатление, будто со всех окон посрывали пыльные шторы, и в классах, и в коридорах стало значительно солнечнее.
– Смотрю на нее как на первую смелую ласточку, вылетевшую после грозы, – сказал пожилой учитель географии, а его собеседник – моложавый учитель физкультуры, просто отвел заблестевшие глаза.
Сама Мария Дмитриевна
