а если надо, то и отец…
– Ну и что! Он и сейчас за меня хлопочет.
– Мать, наверное, давала много денег. Самому тратить скучно, завелась компания, рестораны, девушки, подарки… Маминых денег стало не хватать, ну и начал красть? А краденое – надо продавать. Связался с перекупщиками краденого. Ну и пошло… Правильно?
– Вы же сами обещали, что о прошлом никто напоминать не будет.
– Верно! Напоминать не будем, если сам постараешься забыть прошлое и покончить с ним. Если перестанешь ломаться и, как все люди, будешь работать, учиться. Приезжал твой отец. Но учти: до тех пор пока не возьмешься за работу и учебу, я запретил передавать тебе сладкое.
– Значит, предок появлялся? – воскликнул Франц. – Я не могу без сладкого. Это безобразие! – Нижняя губа у Франца загнулась влево, уродуя лицо. – Вы не имеете права задерживать передачи!
– Заруби себе твердо: бездельничать и жрать пышки на чужой счет – не позволим. Ты не болонка… Будешь учиться, овладевать ремеслом – все будет.
– А зачем мне ремесло, я же буду артистом.
– А это тоже труд, да еще какой!
– А я не ишак. У артиста не труд, а вдохновение.
– Ишь ты! – рассердился наконец Иван Игнатьевич. – А я ведь думал, что парень ты калеченый, но неглупый… Да знаешь ли ты, умная голова, каким упорным трудом пришли великие люди искусства к вершинам своего мастерства, сколько трудового пота пролили Шаляпин и Собинов, Качалов и Ермолова, Чаплин и даже хоть не великий, но любимый тобою Дуглас Фербенкс? А читал ли ты когда-нибудь книгу о гениальном скрипаче Паганини? А знаешь ли ты, по скольку часов в день работал и до скольких лет учился Репин? «Вдохновение»! Ты что же, думаешь, без вдохновения воздвигнуты высочайшие здания, перекинуты мосты через реки, построены электростанции, созданы самолеты? «Артист»! А хорошую обувь, красивую мебель, фотоаппараты «ФЭД», автомобили – разве все это не создали артисты своего дела?
Франц молчал.
– Ты понимаешь, кто ты?
– Я? Я же сказал – артист на сцене жизни.
– Ты бездельник по убеждению, игрок по характеру, иждивенец по образу жизни, молодой вор по профессии. А в целом – очередная жертва воров-рецидивистов, отравивших твое сознание. Вошь укусит – человек заболевает тифом. Вот и у тебя тиф от яда паразитов, только тиф моральный, нравственный. И нам выпала нелегкая задача не дать тебе погибнуть.
Франц слушал, опустив голову.
Зато, когда он опять очутился в штрафном изоляторе, чего только ни наплел Анатолию о том, как ловко он «посадил в калошу» воспитателя. Анатолий не отставал от него.
Затем они принялись мечтать о побеге и пришли к заключению, что дело это безнадежное. А если прикинуться раскаявшимися? Ведь пускают же активистов в город. Лишь бы пустили, а там – поминай как звали! Но, чтобы посчитали раскаявшимися, надо и учиться и работать лучше, чем другие. Нет, так не пойдет! Решили держаться непримиримо, но все же так, чтобы не попадать в штрафной изолятор. Ну его к черту. Скучища – подохнуть можно. Да и кормят голодно, на обед одно блюдо…
