одеялом узкая кровать.
Зина быстро поднялась по большой мраморной лестнице и подошла к дверям аудитории. Как правило, они не запирались. Вечером тут хозяйничали уборщицы и оставляли двери открытыми. Поэтому Крестовская абсолютно не удивилась, увидев приоткрытой нужную ей дверь. По коридору гулял сквозняк. В аудиториях топили слабо. Зина в своем тонком пальто поежилась от холода. Толкнув дверь, она вошла внутрь.
Понятно, почему везде гулял сквозняк: огромные окна были нараспашку. Неужели это сделали уборщицы? Крестовская подошла к первому окну, чтобы закрыть его, и остановилась.
В аудитории кто-то был. Столы и скамьи в ней располагались как в амфитеатре – с возвышением. На самом верхнем ряду сидел человек, очень пожилой, почти старик – седые волосы, окладистая борода. На нем было серое пальто. И он совсем не был похож на студента.
– Что вы тут делаете? – крикнула снизу Зина, которой страшно не понравилось появление постороннего человека в институтской аудитории. – Здесь сейчас лекция начнется… Вы кто?
Старик не ответил, он продолжал спокойно сидеть, очень ровно, распрямив руки на коленях. Глаза его были широко раскрыты. Недолго думая, Крестовская решительно стала подниматься наверх. Вот и последний ряд.
– Вы меня слышите? – крикнула она, приближаясь к старику, и… осеклась. Медицинское образование плюс годы работы в морге патологоанатомом не дали ей ошибиться – старик был мертв. Перед ней сидел труп. Более того: все его тело – грудь, колени, лодыжки – опутывала широкая пеньковая веревка, заставлявшая его находиться в таком состоянии.
Веревка! Все было в точности так, как в истории со смертью старой библиотекарши! Ее тело тоже привязали веревкой, чтобы сохранить неподвижность. Вот только зачем?
Крестовская почувствовала, как по спине пробегают мурашки. Она была слишком хорошим врачом, чтобы при виде трупа терять самообладание и кричать. Да и вообще – после стольких лет работы в морге не кричат. Но тут она ощутила что-то такое жуткое, буквально пропитавшее воздух, настолько зловещее и тревожное, что прямо-таки начало давить на нее… Ей стало страшно. И этот страх сухой, треснувшей коркой буквально сковал ей губы.
Обернув руку платком, Зина прикоснулась к лицу неизвестного, потом к его рукам. Судя по температуре кожного покрова и окостенению, он был мертв не меньше шести часов. Если учитывать, что сейчас семь утра, значит, он умер около полуночи… В такое время здесь нет даже уборщиц. Что же он делал здесь, в главном корпусе института, ночью?
Крестовская принялась внимательно осматривать тело. Никаких ран или признаков насильственной смерти она не заметила, не было и следов крови. Судя по первичному осмотру, этот человек умер естественной смертью. Тогда зачем веревка?
Ему было не меньше семидесяти. В общем-то в таком возрасте естественная смерть могла бы не вызвать никаких подозрений. Зина понюхала губы старика – часто запах яда можно было уловить, например, запах горького миндаля,
