в монологе князя Мышкина, например – описание казни подаётся словно бы нарочито сдержанно, состоит из детального описания процедуры, которую писатель испытал на самом себе, и ужас возникает из самой безоценочности, «заземлённости» этого описания, то у Случевского, всего лишь наблюдавшего со стороны реальную казнь в Европе, вдруг проступает такая
метафизика в стихах, что и полтора века спустя вызывает изумление: как вообще такое могло быть почувствовано, увидено, – написано?!.
Впрочем, эти потрясающие стихи не нуждаются в каких-либо комментариях. Пусть современный читатель, нечасто натыкающийся на сборники Случевского, сам прочтёт и оценит этот, никак не старящийся во времени, шедевр.
«После казни в Женеве»
Тяжёлый день… Ты уходил так вяло…
Я видел казнь: багровый эшафот
Давил как будто бы сбежавшийся народ,
И солнце ярко на топор сияло.
Казнили. Голова отпрянула, как мяч!
Стёр полотенцем кровь с обеих рук палач,
А красный эшафот поспешно разобрали,
И увезли, и площадь поливали.
Тяжёлый день… Ты уходил так вяло…
Мне снилось: я лежал на страшном колесе,
Меня коробило, меня на части рвало,
И мышцы лопались, ломались кости все…
И я вытягивался в пытке небывалой
И, став звенящею, чувствительной струной, —
К какой-то схимнице, больной и исхудалой,
На балалайку вдруг попал едва живой!
Старуха страшная меня облюбовала
И нервным пальцем дёргала меня,
«Коль славен наш Господь» тоскливо напевала,
И я вторил ей, жалобно звеня!..»
Апухтин
Алексей Николаевич Апухтин (1840—1893) известен широкому читателю бо-
лее всего как певец «цветов запоздалых». Его романсы доныне очень популяр-
ны благодаря счастливому сочетанию прекрасных стихов и музыки П. И. Чай-
ковского, друга всей его жизни – с ученической скамьи до самых последних
дней. Стоит вспомнить лишь некоторые, наиболее знаменитые романсы: «День
ли царит“, „Ночи безумные, ночи бессонные“, „Ни отзыва, ни слова, ни при-
вета», «Забыть так скоро» и, конечно же, великую песню «Пара гнедых». Хотя
это и перевод из Донаурова, но, как нередко случается с гениальными пере-
ложениями (Пушкина из Мицкевича, Лермонтова из Гете, Гейне, Зейдлица и
др.) на русской почве стихи эти стали родными – народными. Бесспорно, од-
ного факта неувядаемости песен и романсов Апухтина достало бы для призна-
ния его творчества явлением незаурядным. Но мне думается, что Апухтину
русская поэзия обязана
