сомнения…
– У меня для архонта есть еще один дар. Не знаю только, придется ли по нраву… Я привез искусную в любви девку. Она не похожа на обычных женщин. Такие, как она – тонкие и черные – сейчас у нас в большой цене. У самого великого кесаря такая же наложница, – соврал он. – Гелия, выйди к архонту!
Из каюты появилась эфиопка.
Дамианос стиснул зубы.
Она так и осталась укутанной в серую тряпку, укрыв ею и волосы на манер платка. Худая, темнолицая, робко глядящая себе под ноги.
Это она нарочно, догадался Дамианос. Хочет, чтобы князь от нее отказался! Нельзя было с ней путаться! Женщины, как и кошки, привязчивы. Но Гелию, в отличие от Геры, за поводок к новому хозяину не отведешь и командам его не научишь…
Тут еще и Хрив, старый черт, сказал:
– Брешет грек. Царь Михаил еще отрок. Нет у него наложниц. И кто такую лядащую возьмет? Зазор тебе, княже. Дает, что самому негоже.
Вдруг Гелия сделала неуловимое движение – будто стряхнула с себя что-то. Покрывало сползло с головы, пышные волосы высвободились, распрямились, зазолотились на солнце нестерпимым сиянием. Дамианос увидел, что в них вплетены тончайшие золотые нити.
Толпа на берегу ахнула. Князь моргнул. Старый толмач сотворил знак, каким отгоняют морочное наваждение.
Женщина повела плечами – и тряпка медленно стала спускаться ниже, ниже.
На Гелии была только короткая туника из полупрозрачной и блестящей сетчатой камки. Точеное тело, очерченное льющимися из-за спины солнечными лучами, казалось, тоже сверкает.
Гул стал громче. Кый заморгал чаще. Да и Дамианос тоже смотрел – не мог оторваться.
Наконец покрывало соскользнуло на палубу, и Гелия перешагнула через него ножками в плетеных золотых сандалиях – невесомая и божественная, словно выходящая из морской пены Афродита.
– Вот мой подарок, архонт, – со скромным поклоном сказал Дамианос. И замер. Все-таки для славянина красавица была очень уж худосочна.
Бабы на берегу были того же мнения.
Первой высказалась громкоголосая Красава:
– Будто оса. Тьфу!
– А черная-то, черная! – подхватили другие. – Ножищи длинные, голые. Срам! И на башке не волосья – пакля смольная!
Но мужских голосов в этом хоре было не слышно, а князь, будто застыв, всё водил глазами по невиданной деве сверху вниз и снизу вверх. На леопардиху он больше не смотрел. Та зарычала, недовольная, что ею больше не любуются, и Дамианос успокаивающе почесал кошке загривок: я-то за тебя, не волнуйся.
Выждав немного, Гелия сделала еще один шажок к князю. Качнула бедрами, провела язычком по полным губам. Вождя варваров, отроду ничего подобного не видавшего, эти простенькие приемы поразили, как вспышка молнии. Он тоже облизнулся. Кашлянул. Осторожно протянул руки и пощупал просвечивающие через сетку груди – будто проверял, настоящие ли. Гелия мурлыкнула, наклонилась, пощекотала князю лицо своими благоуханными завитками.
Он отпрянул – чуть не
