я бы в него непременно влюбился. Но я женщиной не был, а потому решил не впадать в крайности.
Балабанов был толстоват, шевелюрист и имел одежду в виде элегантного темного костюма стоимостью в половину моей зарплаты.
Андрей Ильич изрядно попахивал пивом, но он был мент, и ему это было можно. Я же был таксист, к тому же перед сменой, и мне нельзя было попахивать ничем алкогольным, однако я попахивал перегаром. Не сильно, но все-таки. Однако, будучи под впечатлением нескольких литров «Жигулевского», Балабанов ничего криминального во мне не обнаружил.
– Это вы – Мешковский? – спросил он, застав меня в тот самый момент, когда я, бессовестно лодырничая, слонялся по гаражу.
– Таки да, – я окинул его подозрительным взглядом. В тот момент я еще не знал, что он Балабанов и мог предположить все, что угодно, вплоть до того, что передо мной – замаскированный негр, заброшенный в наш таксопарк с целью промышленного шпионажа в пользу какой-нибудь недоразвитой африканской державы. Но с виду он выглядел очень даже прилично, во всяком случае, совсем не так, как должен выглядеть агент африканской разведки. Кроме того, я приметил, что на меня косые и счастливые взгляды бросает завгар Макарец, и понял, что это он подослал ко мне незнакомца и теперь рассчитывает, что я огребусь крупных неприятностей. Ну, не любил он меня, завгар Макарец.
– Я Балабанов из Советского райотдела милиции, подтвердил мою догадку незнакомец, оказавшийся знакомцем.
– Понял, – кивнул я. – Пойдемте отсюда в аккумуляторную, а то что-то мне Макарец не нравится. Как бы он косоглазие на старости лет не заработал. И так дурной, а тут еще и косым станет. Полная трагедия. Эзоп валяется.
– Эзоп басни писал.
– Все равно пойдем в аккумуляторную. Макареца жалко.
Я развернулся и направился вглубь гаража. Балабанов не стал возражать против моего предложения, но на всякий случай уточнил:
– А кто такой Макарец?
– Тот мишугенер, который вам на меня указал. Он вечно мне всякие козни строит. Не любит людей, у которых коллекция зубов больше, чем у него.
– У вас больше? – усмехнулся мент.
– Нет, – я покачал головой. – У него меньше. Моими стараниями.
– Занятная история, – сказал он.
– Это не история, это современность, – сказал я.
В аккумуляторной мы устроились за обшарпанным и изрезанным всякими непристойностями столом и мент, прочитав парочку из них, принялся за дело. Он записал все мои данные, включая образование, и спросил:
– Итак, что вы можете показать по существу вопроса?
Я показал все, что мог. Умолчав, правда, о том, что сам принимал участие в смертоубийствах. Мне совсем не улыбалось объясняться с ними по этому поводу. Про Шкилета, правда, пришлось рассказать. Но мой рассказ значительно отличался от того, что имело место быть на самом деле. Я не рассказал, что проломил ему лоб поварешкой. Да Балабанов вряд
