У меня нет родных, нет настоящих подруг… В восемнадцать лет я осталась одна, без родителей. Было трудно, и мне всегда казалось, я всего добилась, чего желала.
Тамара смотрела на Татьяну и вдруг поняла ясно и отчётливо, что больше всего она сейчас не хочет быть похожей на неё, как мечтала всегда, с самой первой их встречи. Тома просто ушла – крепко обняла её на прощание и ушла.
Она потом несколько раз звонила ей, Татьяна не брала трубку или отвечала, что всё хорошо, и, к счастью, не просила приехать. Тамара суеверно полагала, что горе заразно. Иногда становилось стыдно, и она готова была бросить всё и мчать на Радищева. Пыл быстро угасал, и она прогоняла все воспоминания об их последней встрече. Жизнь брала своё, и Татьяна совсем затерялась в памяти, и всё, что с ней было связано. Наверное, это была некая защитная реакция: забыть, отстраниться. Слишком тяжелы были мысли о ней.
«Господи! Я уже два часа сижу здесь», – Тамара с трудом поднялась со скамейки, спину ломило, и она чувствовала усталость, как будто сама перемыла внаклонку все полы в доме. Зашла в церковь. Там пахло ладаном, и одинокие старушки в платочках с безучастными лицами молча сидели на лавочках. Она всегда обращала внимание на таких, не от мира сего, женщин и задавалась вопросом: «О чём они думают в эти минуты и как истинна их вера?» В их глазах читалась боль потерь и какая-то необъяснимая уверенность в правильности своего выбора служению Господу.
Тома купила несколько свечей и прямиком направилась ставить за упокой Таниной и Сониной душ. Что говорить в таких случаях, она не знала, просто представила Таню такой, какую увидела впервые: красивой, уверенной, полной сил… «Как она жила всё это время? Она ушла в семьдесят… Было ли ещё что-нибудь светлое в её жизни или только жалкое существование стареющей, никому не нужной женщины. Как страшно!» – она поставила свечки за всех близких и ещё долго не могла уйти из этого места защиты и покоя.
Эдик безмятежно спал в машине, на полную откинув сиденье, и не сразу отреагировал на её настойчивые стуки в окно. Обычное раздражение не появилось, лишь глухое равнодушие ко всему, что происходило вокруг. «Завтра же скажу, что уволен… Хватит, натерпелись…»
– Домой! – холодно отчеканила Тамара.
Шарахаться по городу, вызванивая кого-нибудь из подруг, посидеть в ресторане, как было заведено последние лет пять, – желания не было, да и Максим обещал сегодня вернуться с так называемой командировки. Ещё вчера, зная, что он приезжает, она бы и глазом не повела. Приезжает и приезжает. Ей-то какое дело! Сейчас нестерпимо захотелось домой и ещё позвонить Славке, узнать, что у него и как. Судя по времени, уже должен вернуться с тренировки. Набрала несколько раз – телефон вне зоны действия сети. Потом соединился, Слава трубку не взял. Стало непривычно страшно, словно он опять пошёл в первый класс и оторвался от её юбки.
Тогда она и часу не могла прожить, если не была уверена, что с ним всё хорошо и, главное, никто не обижает. Звонила классной каждую перемену
