полуконверт: ВЫЗЫВАЕТЕСЬ НА ПЕРЕГОВОРЫ 10 ОКТЯБРЯ В 1800. 1800 – означало восемнадцать ноль-ноль: телеграфисты так экономили количество слов. «От мамы», – улыбнулся Владислав, и наплевать ему было, что хозяйка свой нос в сообщение сунула. Она еще и сама принялась объяснять свою нескромность, хотя ее никто не спрашивал, с обескураживающей прямотой: «Я ж должна знать, вдруг что-то срочное для тебя прислали».
Время уже подходило к шести, и молодой человек стремглав бросился на почту.
Сколько ни бывал на переговорных пунктах Владик – и в Москве, и в родном городе, и даже на целине, – вечно в них было жарко. И топили слишком сильно, и много людей дышали. И постоянно на этих переговорках столпотворение было. Кто-то ждал (порой безуспешно) вдруг оборвавшейся связи с пунктом N, кто-то – не пришедшего вовремя на разговор контрагента, а иной загодя приходил, чтоб не пропустить назначенное время. И часто народ в очередях нервничал. Особенно дамочки. Потому и дышали учащенно. Все-таки тревожно: что тебе вдруг скажут из-за тридевяти земель. Да и мысль, что твою беседу подслушивают, вольно или невольно, как минимум человек пять из очереди, не считая двух телефонисток на разных концах провода, спокойствия духа тоже не добавляло. Вот и сейчас, несмотря на первый в этой осени по-настоящему холодный день, на переговорке изнывала от жары очередь человек из десяти: уже в пальто, в ватниках, женщины в большинстве в шерстяных платках. Из одной из кабин доносился надрывный, хорошо поставленный голос дамочки:
– Разве ты не понимаешь, Алексей, что я тебя жду? Очень жду!
Почему-то кабины на переговорных пунктах – специально, что ли? – делались такими, что вечно с трудом закрывались. Во второй будке мужчина судорожно стискивал одной рукой дверь, другой прикрывал трубку (которую держал плечом). В такой страшно неудобной позе он то ли в любви объяснялся – а может, просто докладывал провинциальному начальнику, что тяжко заболел и вынужден взять больничный.
Владик отметился у телефонистки, что пришел, и стал ждать вызова. И довольно скоро, не прошло и получаса, барышня из-за своего прилавка выкрикнула:
– Энск, третья кабина!
Парень бросился туда и через минуту услышал голос матери, и даже перестал обращать внимание, что его могут слушать все эти люди на почте (а уж телефонистка – наверняка). Закричал:
– Мамочка, привет! Что-то случилось?
Все-таки от срочных вызовов на переговоры сердце бывало не на месте – хотя самые неприятные известия все-таки сообщали обычно напрямую, телеграфом.
И сразу потеплело, как услышал звенящий от радости мамин голос:
– Все хорошо, Владик, просто хотела тебе сказать, что мы скоро увидимся!
– Как?!
– Я приезжаю в Москву! Представляешь?! На целый месяц! На курсы повышения квалификации. Жить буду в гостинице.
– Как хорошо! А когда ты едешь?
– После ноябрьских.
