всего на свете. Она сразу же отпустила Дика и удалилась в свою комнату.
– Вот, сынок, учись. Когда повзрослеешь, ты меня поймешь. Жена должна ходить по струнке, ни шагу ни вправо, ни влево. Только тогда ты будешь самым настоящим главой семьи!
Матери в тот вечер крепко досталось, потому что отцу пришлось ремонтировать машинку, после того как Дик поиграл с ней. И Дика тоже ждало наказание, более суровое, чем проклятия матери. Отцовский ремень – вот что его ожидало. Отец не любил, когда ему приходилось тратить свое личное время на всякие безделушки, вроде починки швейной машинки. Но мать Дика была швеей, и это был ее хлеб. Зарабатывала она не очень много, но без этого заработка семье Хэмми пришлось бы тяжко. Поэтому у отца не было выбора.
Дик невольно погладил себя по плечу – там, где остался шрам от пряжки ремня. Да, отец лупил его так, что у него оставались шрамы. Но Дик не винил его – такие были времена, да и сам Дик был тем еще сорванцом. А вот по отношению к матери отец был куда более суровым. Не раз Дик видел ее всю в синяках, или со сломанной рукой, или с синяком под глазом. Отец с ней не церемонился. В чем-то Дик его поддерживал, но иногда ему было жалко мать. Она была очень хозяйственной женщиной, всегда опрятно одетой, даже красивой. Но из-за малейшей оплошности отец выходил из себя. Если Дик попадал под горячую руку, ему тоже доставалось не меньше – на его руках и ногах было не по одному перелому. Отец всегда мог найти причину, чтобы придраться и к нему, и к матери. Даже если Дик был не виноват, а отец думал иначе, ему все равно доставалось сполна.
Я видел все воспоминания Дика как в тумане, но, несмотря на это, мне стало не по себе. Они причиняли Дику боль, почти физическую – настолько часто бил его отец, да и мать не упускала возможность дать затрещину. Эти воспоминания пробуждали в Дике ярость и лютую ненависть к семье, к себе, к женщинам, к отцу – ко всем. Некоторые воспоминания ускользали от меня, словно прячась в густую пелену, и я видел лишь обрывки, из которых было трудно собрать целую картину. Удивительно, но это были светлые, теплые воспоминания. Возможно, они настолько затерялись в памяти Дика, что он их практически не помнил. А может, просто боялся вспоминать, чтобы не знать, чего он был лишен однажды.
Часы показывали десять утра, яркое солнце все также навязчиво заглядывало в окна, но голова Дика начала проходить, и оно уже не так раздражало. Рука все еще болела. Из кухни доносился приятный запах оладий и кофе. Должно быть, Дениза уже закончила готовить и накрывала стол к завтраку.
– Завтрак готов, дорогой! Я жду тебя к столу! – послышался голос Денизы, спустя минут двадцать.
Дик медленно поднялся с дивана и направился на кухню. На столе стояла большая тарелка с ровными стопочками оладий, масло в масленке, карамельная паста, мед, пышные горячие булочки и дымящийся кофе в небольшом чайничке, рядом стоял кувшин со сливками.
Дениза всегда была хозяйственной, еще до свадьбы, когда Дик приходил к ней в гости, она устраивала целый пир из холодного,
