кола, на который была насажена «ваза». Строители, возводившие дом, оказались предусмотрительными. Или сам купец Бельский, когда украшали фасад его особняка, решил избежать неприятностей, которые непременно возникли бы, если б на голову кому-нибудь из его домочадцев рухнул кусок камня, и велел насадить декоративные части на прочные деревянные крепления.
Я еще раз осторожно ощупал торчащий кол и, боясь встать, пополз на карачках к двери, за которой начиналась лестница. В голове бурлили разные мысли. Кто орудовал на крыше? Кто-то из семьи? Эмму Геннадиевну и Матвея Ильича на верхотуре я представить себе не могу. Старикам не сделать и шага по черепице. А вот Елизавета Матвеевна бесстрашно шастает от трубы к трубе – она постоянно проверяет, в каком состоянии кровля.
Медленно продвигаясь к двери, я продолжал размышлять. Естественно, хозяйку имения нельзя сбрасывать со счетов. Анфису, Родиона и Ксению тоже. Хотя опять же сложно представить этих членов клана Винивитиновых в роли злодеев, которые спихивают с крыши вазу на голову незнакомки. И все же они теоретически способны на это. Только домработница Надежда Васильевна вне подозрений – она пенсионного возраста, да еще с излишним весом и со слабым зрением…
– Что тебе надо? – вдруг донесся до моих ушей откуда-то снизу тихий голос. – Какого хрена меня третируешь?
Всегда неприятно слышать площадное ругательство из женских уст, но я не настолько нежен, чтобы вздрагивать от грубых слов. Дернуться меня заставило другое – я сразу узнал ту, кто произнес непарламентское выражение, и сильно удивился. Елизавета Матвеевна, по моему мнению, никак не могла материться, однако именно она прибегла к крепкому словцу.
Глава 7
– Не смей мне звонить! – продолжала разговор, видимо, по телефону владелица усадьбы. – Ты все сполна получила, за этот месяц мы в расчете. Что? Какой журнал? О чем ты? Понятия не имею, пресса всегда врет. Сколько? Нет, ты этого не сделаешь!
Потом раздалось мерное попискивание, и вновь прорезался голос Елизаветы Матвеевны, на сей раз приветливый:
– Ксения, зайди в мою спальню.
Особняк огромен, в нем, как в обычной квартире, нельзя крикнуть: «Мама, ты где? На кухне?» Вернее, заорать-то можно, но тебя попросту не услышат. Во всех комнатах до сих пор с потолков свисают длинные шнуры – во времена купца Бельского и скульптора Алексея хозяева дергали за них, в помещении прислуги раздавался громкий звон колокольчика, и горничные понимали, что они нужны в барских покоях. Не слишком-то удобная система, но таковая существовала в усадьбе вплоть до начала девяностых годов прошлого века, пока Елизавета Матвеевна не установила в здании телефон с внутренней связью. Теперь во всех комнатах членов семьи есть трубки, каждая из них имеет номер. Хотите побеседовать с Эммой Геннадиевной? Набираете цифру «два». Под третьим номером числится Анфиса, ну и так далее. Как поступить, если нужного вам человека нет на месте? Что ж, кто сказал, будто жизнь
