наврала она тогда про ангину, наврала! Как чуяла. Или, не наври она, было бы лучше?! Ладно, не важно сейчас.
Важно другое… Тебя, Токмарев, не было три… почти четыре месяца. Не перебивай, пожалуйста! Пожалуйста, не перебивай!.. Раньше хоть мифическая, хоть условная, какая ни есть защита. Но вот Новый год, потом весь январь… И нет, и нет! Звонить в этот ваш ОМОН – все равно ничего внятного не сообщат. Или сообщат… Тьфу-тьфу-тьфу! Отсутствие известий – уже хорошие известия. И как на иголках! Ты же обещал, Токмарев, к Новому году.
И – февраль… Седьмого. Точно, седьмого. На всю жизнь запомнится – пятница, седьмое февраля. Ты смотри, Токмарев, почти ровно два месяца назад. Сегодня четвертое апреля? И пятница!.. Не обращай внимания, нервное… Да, ну и вот…
Вот:
Пришел Гочу. Иссиня бритый. Пальто дорогое – по щиколотку, шарф шелковый. Букет желтых роз. Статен. Красив… по-своему. Как у Остапа… лицо медальное. Только глаза конъюктивитные – в красных прожилках. Предварительно позвонил:
– Наталья Орестовна? Я – от Артема. Кое-что вам передать. Новости есть.
Ни малейшего, сволочь, акцента!
Она решила: сослуживец. Решила: новости не самые удручающие, дежурной скорби в голосе ни-ни – напротив: «а чем я вас пора-а-адую! что я вам сообщу-у-у!»
Явился (не запылился, сволочь!) – на машине (бежевый «форд» с питерскими номерами – «21–21 ЛОХ», она запомнила).
– Вы только нажмите – длинный-короткий-короткий. Чтобы я знала – это вы.
– Договорились. Можете в окно выглянуть. Бежевый «форд» – это я.
Это он. И с ним два сопровожденца. Рожи тоже выбритые, но жуткие. И тоже в пальто, но как-то неловко сидящие пальто, что-то топорщилось под пальто – от плеча и по бедро.
У нее было захолонуло и… тут же отлегло – сопровожденцев гость оставил на лестничной площадке.
– Обувь не снимайте, не надо, – вдогонку разрешила Наталья.
И не намеревался. Прошел скользящей походкой в гостиную – она успела за ним, уже когда он занял дальнее (токмаревское) кресло – спиной к окну, лицом к двери. Пальто, впрочем, тоже не снял и не намеревался. Розы положил на стол перед собой.
Выглядело так: на пороге в гостиную – она, а хозяином в гостиной – он. Рановато у нее отлегло…
Димка просеменил в неслышных тапках-зайчиках из детской:
– Мам?! Дядя?
– Уроки! Делай уроки!
– Я сделал.
– Сделай наперед!
– Я сделал.
– Прошу тебя, Дим!
– Хорошо. Но я здесь. Мам?
– Да-да. Иди к себе.
– Позови сразу, если надо. Мам?
– Да-да!
– … – красноглазый в пальто умело держал паузу, пока не набрякла и не обрушилась пугающим: – Умный мальчик! Все понимает.
– Да-да, –
