знал. Предполагали, что на какую-либо работу или охрану какого-нибудь объекта. В назначенное время на площадке перед входом в казарму после проверки присутствующих в строю представитель штаба школы объявил об отправке всех перечисленных в списке в город Куйбышев в распоряжение командира 1-й запасной авиабригады. Там нас будут готовить к отправке на фронт.
Это сообщение нас обрадовало. Наконец-то мы попадем на фронт. Армия воюет, а мы здесь в школе не столько учимся, сколько работаем на всяких работах и ходим в караул, короче, протираем обмундирование и треплем зря кирзачи. Все поизносились настолько, что ходить в таком виде было стыдно. Особенно потрепались сапоги. В ремонт их уже не брали. Поэтому с мая мы всей эскадрильей ходили босиком. Летали в тапочках из грубого брезента, специально сшитых для этого женой командира звена капитана Морозова. Тапочки были одного размера, и, чтобы они не соскакивали с ног, она предусмотрительно пришила к ним крепкие толстые тесемки. Смену тапочек производили после полета на центроплане, перед тем как надеть парашют. Моя гимнастерка настолько сильно потерлась в боках от заправки под ремень, что после многократных зашиваний сузилась и с трудом надевалась.
После построения нам выдали из какого-то резерва плохо отремонтированные кирзовые сапоги. Вместо своего 41-го номера мне достались, не помню точно какого, во всяком случае, не меньше 45-го с длиннющими голенищами, которые я тут же обрезал. На радостях, что наконец-то обулся, начистил их до лакового блеска. В дорогу ничего съестного не дали. После сбора своих вещичек, хранившихся в тумбочке, взял полупустой чемодан, присланный мне отцом в Олсуфьево, и в одиночку направился ближайшим путем по железнодорожному полотну на вокзал. Не ожидал, что все это произойдет так неожиданно и просто, без всяких проводов и прощаний. В казарме, кроме нас, готовившихся к отъезду, и хитроватого кладовщика Кудели, выдававшего личные вещи, никого не было. Курсанты находились на занятиях. А командный состав эскадрильи, возможно, и не знал о нашем отъезде.
Выйдя за проходную, обернулся и бросил прощальный взгляд на аэродром, школьные постройки и казармы. Иду и думаю о том, что ждет меня впереди, скоро ли на фронт. Задумавшись, споткнулся носком сапога о шпалу, и на` тебе, вся подметка отвалилась. Подвернувшейся под руку веревочкой кое-как привязал ее. Пройдя с полсотни шагов, чувствую, вроде бы свободно стало и в другом сапоге. Смотрю – такая же неприятность. Никакими подручными средствами быстро отремонтировать сапоги я не смог. Поэтому, чтобы напрасно не терять время, я их выбросил.
Знал бы тот халтурщик сапожник, как я его тогда ругал. На вокзале встретил своих товарищей. Они, как и я, оказались в таком же положении и тоже выбросили свои сапоги. На душе полегчало – не один я стал босым. Наш обтрепанный вид привлек внимание вокзальной публики. Чтобы в нас не видели авиаторов, мы срезали с гимнастерок авиационные петлицы.
До Куйбышева ехали в переполненных вагонах с пересадкой
