замуж, казалось ей дополнительным унижением. Она спокойно выслушивала соболезнования, слова утешения и единодушные похвалы в адрес покойника, на которые не скупилось ее окружение, однако внутри она вся кипела. Но даже если бы она открыла всю правду, это бы не освободило ее отца от чувства вины. Резкий поворот штурвала, который швырнул молодого человека за борт, навсегда останется на совести старого моряка, и он никогда себе этого не простит. Разоблачение Ивона ничего бы не изменило. И поэтому Маэ выбрала молчание. Она не пыталась узнать – кто эта Розенн, где живет, как оказалась возможна эта двойная жизнь. Она подвела черту и похоронила случившееся на самом дне памяти, решив, что прошлое останется в прошлом. Навсегда. Только спустя несколько месяцев после трагедии она рассказала всю правду Армель, когда однажды вечером они обе выпили лишнего. Но у Армель был достаточно сильный характер, чтобы сохранить это в тайне, что она и доказала впоследствии.
Маэ развернулась и побрела домой. Эта внезапная встреча с Розенн и мальчиком потрясла ее. Вихрь вопросов кружился в ее голове, и ни на один она не могла найти ответа. С уходом лета заканчивался туристический сезон, зачем же она приехала? Возможно, у нее в Эрки есть родственники? До сих пор Маэ не желала о ней знать и действительно ничего про нее не знала. Она лишь вспомнила, как Розенн утверждала, что приехала только на похороны. Приехала откуда? И потом, это же были не настоящие похороны. Она хотела во что бы то ни стало присутствовать в церкви на панихиде? Чего она ожидала от этого столкновения с соперницей? Ее лицо было искажено горем, голос прерывался от рыданий, но как она могла продолжать любить мужчину, который собирался жениться на другой? Ивон не заслуживал такого горя, он предал их обеих, и своего сына тоже.
Перед воротами дома Маэ немного постояла, чтобы успокоиться. Эрван, наверное, уже потерял терпение и будет сердиться, но сейчас это было неважно. Снова хлынул дождь, и ее охватил озноб. Начинался сезон рыбалки, и ей совсем не хотелось схватить простуду. Она должна найти в себе мужество и забыть эту встречу перед табачной лавкой. Маэ решительно толкнула ворота.
2
– Вам действительно трудно сидеть спокойно? – спросил Алан сдержанно.
После укола анестезии в десну Маэ пришлось перетерпеть неприятный вкус крови, острый и раздражающий звук бормашины, а потом у нее во рту поочередно побывали разные инструменты. Побелев от страха, она ерзала в кресле, словно хотела в него провалиться.
– Это всего лишь слепочная ложка, – объяснил врач, помахав металлическим предметом, наполненным отвратительной розовой массой. – Посидите спокойно три минуты, и я закончу. Это абсолютно безболезненно. Впрочем, если почувствуете малейшую боль или дискомфорт, просто поднимите руку.
Маэ послушно открыла рот, чтобы дать ему продолжить, но почти сразу же на нее накатил такой приступ тошноты, что она взмахнула сразу двумя руками и сбила
