сказать или не сказать маме про грядущее сокращение, и так и не решил, как же все-таки поступить. Но сейчас, глядя на нее, он подумал, что не стоит говорить ей пока ничего. Она и так расстроена. Лучше подождать, когда она будет в более приподнятом настроении.
Хотя такой момент мог представиться не скоро – Роза Семёновна круглыми сутками смотрела телевизор и все увиденное пропускала через себя. А наше телевидение, ни местное, ни тем более центральное, не способствовало поднятию настроения.
В январе Лёве исполнялось тридцать семь лет, и ему это совсем не нравилось. Когда он думал о предстоящем Дне рождения, в голову лезли строчки из Высоцкого. Начало он не помнил, но окончание помнил хорошо (или ему так казалось): «Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль, и Маяковский лег виском на дуло».
Вот это «лег виском на дуло» вспоминалось особенно часто. Лёва не собирался стреляться. Но, оглядываясь на прожитые годы, он с унынием констатировал, что к тридцати семи не достиг ничего и не стал ни Пушкиным, ни Маяковским.
Семьей он так и не обзавелся. «Я – старый дев», – шутил он про себя, опережая расспросы изредка встречаемых одноклассников и однокурсников.
Пытался жить отдельно и одно время снимал квартиру, но потом вернулся к маме. Почему? Надоело питаться всухомятку. Да и одинокие вечера в пустой квартире – неубедительная причина для самостоятельности.
«Никто не будет любить тебя так, как я», – часто повторяла Роза Семёновна и, наверно, была права.
Ну, кому он был нужен? Щуплый, невзрачный, близорукий. Из материальных ценностей – только старенькая «Ода», которую он очень любил и обижался, когда ее называли «Москвичом».
Потеря нынешней работы сама по себе была не страшна. Если честно, такую работу и потерять не жалко. О чем тут жалеть? О бесконечных разборках с населением, недовольным то качеством газа, то его количеством? Или о бесчисленных отчетах, никем не проверяемых и, похоже, никому не нужных?
Удручал сам факт сокращения – как апофеоз всего, венец никчемной жизни, которую впору было тоже сокращать.
Лёва постоял немного возле мамы, глядя в телевизор и не понимая ни слова, потом прошел в кухню, налил в рюмку теплой водки и одним глотком выпил.
…
Мария Спиридоновна. Рыдаем
Лифт не работал.
Поднявшись пешком на третий этаж, Мария Спиридоновна нехорошим словом назвала соседей, чей пацан опять просыпал мусор мимо мусоропровода.
Муж похрапывал в кресле, прикрывшись вчерашней газетой. И, конечно же, в раковине была гора немытой посуды.
Каждое из этих событий по отдельности совершенно не стоило того, чтобы расстраиваться. Но всё вместе – плюс то, что произошло сегодня на работе, – образовывало законченную картину конца мира. Хаоса.
Мария Спиридоновна села на диван и заголосила.
Муж, с перепугу взмахнув руками, как крылами, порвал газету и чуть не выпал из кресла.
– Манечка, солнышко! Да что случилось?
Он
