style="font-size:15px;"> Будут ли в мире царить честь, справедливость, закон?
Тяжелое молчание.
Афраний. Неслыханно!
Полный римлянин. В час общей радости!
Плешивый римлянин. Цезарь, он оскорбил всех!
Гости, угрожающе крича, подступают к Диону.
Домициан. Тихо!
Все смолкают.
Оставьте нас вдвоем.
Возбужденно переговариваясь, гости покидают зал. Последней выходит Мессалина. Домициан и Дион остаются одни.
Ну что нам с тобой делать?
Дион. К чему спрашивать, когда ты уже решил?
Домициан. Зачем тебе это понадобилось, можешь ты мне сказать? Ты что, серьезно думаешь, что меня остановит выкрик? Пора бы тебе понять, слово – это всего-навсего звук.
Дион. Да, пока его не подхватят.
Домициан. Перестань изображать из себя оракула, олух. И не смей путаться у меня под ногами.
Дион. Буду путаться. Я человек честный. Не хочу вводить тебя в заблуждение.
Домициан. Да на что мне твоя честность?! Весталка ты, что ли? По мне, бесчестье лучше твоей честности.
Дион. Потому ты и завел одних лизоблюдов?
Домициан. Помолчи, выскочка. Что ты в этом понимаешь? Пороки нужны не меньше добродетелей.
Дион. Подведет тебя эта мудрость под чей-нибудь кинжал!
Домициан. Не каркай, белая ты ворона, не твоя печаль. Чего ты добиваешься, в конце концов?!
Дион. Домициан, перестань убивать. Убивают в походах, убивают по подозрению, убивают книги, потом – их создателей. Рим стал какой-то огромной бойней. Не видишь ты, что каждый уже и тени своей боится?
Домициан. Боится – повинуется. Мне уговаривать некогда. Задачи мои велики, а жизнь коротка. (Кивая на Диона.) Чего ради я должен терпеть крикунов, которые мне мешают?
Дион. А поэты всегда кому-то мешают. Упраздни их – это единственный выход.
Домициан. Плевать я хотел на твоих поэтов. Накормлю их сытней, и они успокоятся. Тоже мне герои, пачкуны несчастные… А уж сатирики, те вовсе отпетая публика. (Многозначительно глядя на Диона.) Характеры мерзкие, сердца как ледышки. Их-то я хорошо изучил.
Дион. Плохо ты их изучил, император. Самые нежные люди – это сатирические поэты. Почему, по-твоему, негодовал Гораций? Слишком он был добр, чтоб прощать несправедливость!
Домициан. Все поэты – мерзавцы! До одного!
Дион. Но не тогда, когда они тебе кадят?
Домициан. Ну, что же ты хочешь, я все-таки человек!
Дион. Наконец Бог вспомнил, что он человек!
Домициан. Богом я стал в силу государственной необходимости. Не можешь ты понять: людям льстит, что не смертный ими правит, а Бог.
Дион. Поймешь тебя! Это, знаешь, не так просто. Я и не надеялся спасти Сервилия, а это оказалось легче легкого. А из-за честного Бибула я унижался перед тобою полдня.
Домициан. Так бы и сказал,
