платье? – услышал я собственный идиотский вопрос.
Обычно я не таков; ведь все это простая, хорошо отрепетированная рутина, ну разве что другая сторона обычно не бывает такой обезоруживающе юной.
– Я хотел сказать… это потрясающий наряд.
– Спасибо. – Ты подняла руку, и рукав скатился по ней, как волна.
– Где вы живете? – спросил я.
– Там. – В квартире с еще двумя соседками.
– Чем вы занимаетесь?
– Особо ничем.
Ты мне нравилась. Вот правда нравилась.
Я спросил, утруждала ли ты себя когда-либо какими-то скучными вещами… ну, типа занятий в университете.
Да, и ты уже закончила. Уже несколько лет назад. И, если уж я действительно хочу знать, добавила ты, ты только что уволилась со своей первой работы. Какая-то ерунда в одном из издательств.
– Чем вы теперь хотите заниматься? – Едва я спросил это, как почувствовал, что пал в твоих глазах еще ниже.
Но твой ответ был короток и ясен:
– Я не знаю.
Я не сдержался и рассмеялся.
– Простите, – сказал я, – но я так давно не слышал такого. Вот она, привилегия юности, вызывающая зависть у стариков.
– Вы не старик.
Я приподнял бокал.
– Вы так любезны, – и ушел.
Остаток вечера я провел в надежде, что это сработает.
Вместо докучливого присутствия, как мог бы сделать кто-то другой, вместо продолжения разговора было гораздо умнее исчезнуть и понаблюдать, станешь ли ты отыскивать в этой комнате мое лицо, станешь ли встречаться со мной взглядом, если я пройду мимо. Я решил, что снова подойду к тебе уже только ближе к концу вечера – небрежно возникну возле тебя, словно из ниоткуда. Осторожно держа перед собой бокал. (Я воображал, что у меня, что называется, пальцы пианиста. Это считается артистичным и изящным, не правда ли? Этакая поэтическая чувственность?)
Но вместо этого ты сама отыскала меня.
– Знаете, я действительно так думаю.
– Думаете что?
– Что вы не старик.
– Как мило, что вы об этом напоминаете.
Ты густо покраснела и извинилась.
– Я пошутил…
– Нет, я не должна была…
Со временем я узнал, что ты могла испытывать ненормальную, избыточную неловкость перед незнакомыми. Когда мне наконец удалось убедить тебя, что все в порядке, я предложил подбросить тебя домой. «Мне по пути, – сказал я. – И это будет лучшим доказательством, что у меня не осталось недобрых чувств».
В машине мы молчали, прислушиваясь к тихому урчанию мотора. Фонари мелькали в лобовом стекле, как метеоритные дожди. Город был окутан серой дымкой и зимним запустением. Небо рассекал одинокий самолет.
– Когда я смогу снова вас увидеть? – спросил я.
Через год на этой же вечеринке.
– Какое облегчение.
