потащило к нему, но, не успев нащупать ногой дно, мощным морским насосом его потянуло назад под воду. Следующий вал не дал возможности перевести дыхание, и на оставшемся последнем воздухе в легких Августа поглотила пучина…
«Не может быть, чтобы так и именно сейчас»,– мелькнула в голове сморщенная от ужаса мысль. И будто новый хозяин – непрошенный доброжелатель в камуфляже спасателя – стал распоряжаться его организмом: сразу загремело адреналиновым набатом сердце; заложило уши; открылось подводное зрение, как второе дыхание, и казалось, что тишина, взвешенный песок под водой и пузырьки воздуха за одно мгновение познакомили его с вечностью. Инстинкт овладел телом, и, работая всеми мышцами, Август вырвался на поверхность, глотая с воздухом и воду, и песок, и водоросли. Его еще раз выбросило на плотный песчаный пляж, и он отчаянно вцепился в него пальцами, сопротивляясь морскому притяжению. Море, оцарапав тело когтями ракушек и песчинок, отступило, и Август, едва почувствовав отсутствие морского магнита, рванул с нижнего старта к родной суше. Стоя на пляже с бешено колотящимся сердцем, Август теперь глядел на море как на своего личного коварного врага…
После полудня жара спала. В студенческом лагере было малолюдно. Август сидел возле потухшего кострища на сухом стволе акации и перебирал струны на гитаре. Его Кати приняли привычный городской облик и ушли в санаторный киоск за пивом к прощальному ужину. Возле палаток вялились на солнышке оставшиеся студенты. Послепоходное умиротворение дышало от палаток и едва дымящихся кострищ.
Среди девочек была та, которая год назад дала Августу от ворот поворот. Теперь он вполглаза наблюдал за ней и удивлялся себе прошлогоднему. Что такое особенное он мог в ней найти, чтобы часами кружить возле ее подъезда в ожидании появления своей мечты? Это было продолжительное наваждение, колдовство, сила которого держалась около полугода и была перебита другим колдовством. Клин клином вышибают. Вся жизнь Августа делилась на такие то цирковые, то театральные сезоны с постановками любовных аттракционов и пьес. Одни представления продолжались не более месяца, другие длились около года. Но, казалось, что все они были долгой репетицией перед постановкой драматургического шедевра, текст которого Liss от него прятала вот уже девять лет в далеком Мэриленде. Но благодаря ее такой дьявольски талантливой режиссуре Август научился играть без слов и верить в гениальность молчания.
Варвара из прошлогоднего «спектакля» сидела у входа своей палатки и сосредоточенно украшала себя маникюром. Теперь, удобно устроившись, как на скамейке в зале Эрмитажа, можно было открыто, не из-за околоподъездных кустарников в дождливый вечер под зонтиком, смотреть на нее как на неизвестную скульптуру Микеланджело или воплощенную еще не раскаявшуюся тицианову Магдалину. Замершую позу абстрактного ценителя искусства теперь вызывал глубокий распадок меж ее грудей за занавесом дикой черноты волос, и чужой кинопроектор сквозь призму искривленного времени представлял: ту же черноту ночи с силуэтами искалеченных
