крупинок в кусочки побольше, кажется, она что-то начала понимать… Да, способность мыслить определенно возвращается. Значит, надо думать. Думай, пока можешь, думай, пока есть время, думай, пока жива, думай, чтобы жить дальше. Думай, думай, думай… Тогда обязательно найдешь выход. Время еще есть, она до сих пор никем не замечена, но кто знает, сколько она еще может пролежать вот так, не выдавая себя. Может быть, у нее есть еще несколько часов, а может, все лишь пара минут. Думай, думай… Жива, можешь соображать – значит, выживешь, значит, можешь. Должна. Главное – не сдаваться. Никогда.
Мысли ползут откуда-то из глубины головы. Она вспоминает. Где она сейчас? Да… Ей угрожает опасность, да… Они похитили ее, она так пыталась от них скрыться, но они все-таки ее похитили. Похитили, чтобы издеваться над нею. Похитили, чтобы проводить над ней эксперименты. Наука развивается – смешно! Чтобы развивать науку, они похищают людей, чтобы ставить эксперименты над ними. Эксперименты над людьми запрещены, да, но ведь это же понятно, это просто очевидно, что существуют подпольные лаборатории, где ставят опыты над людьми. Над людьми издеваются, они страдают, они умирают, чтобы развивать эту гребаную современную науку. Что для ученых смерть пары сотен людей, если дело касается развития глобальных научных знаний? Что для них ее жизнь? Ничто. Если она умрет, они просто выкинут ее труп на помойку, выкинут – или закопают где-нибудь в лесу или на территории глухой промышленной зоны, и никто никогда не узнает, где покоятся ее жалкие останки, как не узнают и того, что на самом деле с нею случилось. Наука – святое дело, цивилизация должна идти вперед, да… Смешно.
Больно, так больно. Голова раскалывается на части, и в левом виске чувствуется какое-то слабое жжение. Так хочется пить. Они что-то сделали с ней, они непременно уже успели что-то с ней сделать. Она слегка вздрогнула, припоминая то, как женщина с неприятным лицом, с равнодушным на нем выражением, вкалывала ей что-то в вену из большого шприца. Конечно, она была абсолютно равнодушна к ней, что для нее ее жизнь, когда тут – наука… Интересно, что они ей вкололи? Что они сделали с ней? Наверняка это был не единственный укол, они что-то делали с ней, когда она была без сознания, когда она была абсолютно беспомощна и была лишена всякой возможности себя защитить. Что они могли сделать? Все, что угодно. Просторы их ужасных экспериментов могут расстилаться как угодно широко – ровно так, как широка человеческая фантазия, подкрепленная медицинскими знаниями и фанатичной преданностью своей безумной мечте. Даже если она будет долго думать, она все равно не сможет даже предположить, что они делают с нею, разве кто-нибудь здесь ей об этом скажет? Она даже не помнит, как оказалась здесь, и даже не имеет никакого понятия о том, сколько времени провела без сознания. На часы ли идет счет этого ужасного времени, дни ли? Она не помнит, нет, и даже не может сделать ни единого о том предположения. Что же было, что… Кажется, она шла по улице, она бежала, да… Она знала, что они гонятся за нею, знала, что они хотят ее похитить, да. Она так
