ее не сразу узнал бы собственный отец. Лицо ее осунулось, обгорело под солнцем, покрылось сеточкой ранних морщин. Курчавые волосы были скрыты под платком, ресницы не накрашены, губы обкусаны. Да и взгляд пустой, без смелости и озорства.
– Нет, – сказал Удалов, – я честно не узнал, Зиночка. Я же тебя совсем другой знаю. Что с тобой произошло?
И тут же Удалов спохватился: «Ты не дома, Корнелий, ты в параллельном мире! И изменение в Зиночке – еще одно отличие мира тутошнего от нашего».
– Шутите? – спросила Зина, спрятав улыбку. – Вам легко шутить.
И так горько сказала, что Удалов понял – допустил нетактичность.
Но сейчас ему было не до дипломатии. «Считай, что повезло, встретил знакомую, которая тебя узнала. Надо осторожно вытащить из нее информацию, так, чтобы не поставить под удар собственного двойника, который и не подозревает, что ты разгуливаешь по его Великому Гусляру».
– Откуда возвращаешься? – спросил Удалов. При этом он сделал еще одну попытку отобрать у молодой женщины чемодан. Видно, от неожиданности она чемодан отпустила, но тут же спохватилась и стала тащить на себя. Чемодан был тяжелый, Удалов сопротивлялся и повторял:
– Я же только помочь хочу, понимаешь?
Но женщина упрямо продолжала тянуть чемодан, и тот не выдержал такой борьбы, раскрылся, и из него покатилась по асфальту картошка – мокрая, грязная…
Женщина в ужасе отпрянула, закрыла глаза руками и зарыдала.
– Ты прости, я не знал, – сказал Удалов. – Я не хотел.
Он поставил открытый чемодан на дорогу и, нагнувшись, стал собирать в него картошку.
Раздался скрип тормозов.
– Ты чего здесь расселся, мать твою так-перетак!
Удалов поднял голову.
Над ним стоял мотоцикл. В седле, упершись одной ногой в асфальт, сидел старый знакомый – сержант Пилипенко. Только он был при усах и в капитанских погонах.
– Ты что, не знаешь, какая это трасса?! Я тебя живо изолирую!
– Сема – Пилипенко! – удивился Удалов. – Какая трасса?
– А, это ты, – сказал Пилипенко. Узнал все-таки. – Ты чего вырядился?..
А ничего странного на Удалове не было надето – модный плащ, сделанный в Гусляре кооперативной фабрикой «Мода Парижской коммуны», голландская шляпа, купленная в универмаге, и знаменитые армянские штиблеты – одежда как одежда.
– Что ты здесь делаешь? – спросил с подозрением бывший сержант, а ныне капитан Пилипенко.
– Видишь же, – ответил Удалов. – Картошку рассыпал.
– Картошку? Откуда взял?
– Послушай, Пилипенко, что ты себе позволяешь? Я же тебя с детства знаю.
Удалов оглянулся в поисках Зины, но ее нигде не было, и потому он решил взять все на себя – хуже не будет.
– Моя картошка, – ответил Удалов, почти не колеблясь.
– Ты меня удивляешь, – сказал Пилипенко. – В твоем-то положении.
– А
